— Хамунаптра? — широко раскрыв глаза от удивления, переспросил Хасан. — Вы лжете!
— Я никогда не лгу! Я добропорядочная женщина.
Хасан нахмурился:
— Так значит, этот грязный поросенок знает, как найти Город Мертвых со всеми его сокровищами?
— Да…и если вы прикажете обрубить веревку, мы предложим вам… пять процентов.
О"Коннелл, задыхаясь, но все же продолжая слушать разговор Эвелин и Хасана, каким-то образом умудрился прохрипеть: «Пять процентов?» Глаза его были выпучены, как полагал Джонатан, из-за того, что он был поражен жадностью Эвелин. Но, наверное, еще и потому, что он задыхался и был близок к смерти.
— Ну, хорошо, — продолжала Эвелин. — Десять процентов.
— Пятьдесят, — отрезал начальник тюрьмы.
— Двадцать.
— Уступите… уступите же ему… — хрипел О"Коннелл, и лицо его стало приобретать синюшно-багровый оттенок.
— Сорок, — проговорил Хасан.
— Тридцать.
— Я… я умираю! — раздался прощальный стон О"Коннелла.
— Двадцать пять, — снизил свою долю начальник тюрьмы.
— Согласна! — воскликнула Эвелин, и они пожали друг другу руки.
Начальник тюрьмы одарил ее своей незабываемой улыбкой, обнажая зеленые зубы, и что-то выкрикнул палачу на арабском. Тот взмахнул кривым мечом, разрубил веревку, и О"Коннелл рухнул на землю.
Полумертвый, Рик покатился по гравию двора, все еще задыхаясь и откашливаясь. Но теперь он стал героем дня: все заключенные ликовали. Они, аплодировали ему, одобрительно свистели и смеялись от радости. Правда, сам Рик еще не мог прийти в себя, а потому не сумел по достоинству оценить вновь обретенную свободу.
Джонатан сейчас чувствовал себя немногим лучше О"Коннелла. Надо же! Им придется отдать двадцать пять процентов! Ну, теперь уж они точно должны дойти до Города Мертвых…
Эвелин поднялась со скамьи и, перегнувшись через перила балкона, улыбалась своему новому партнеру.
— Мне тоже очень приятно было познакомиться, — сообщила она.