Но на этот раз О"Коннелл быстро развернулся, вцепился в араба и вдавил его в прутья лицом так, что у того глаза полезли на лоб. Через мгновение к Рику уже подскочили другие охранники и, ругаясь, поволокли его из камеры.
— Было приятно познакомиться! — выкрикнул напоследок заключенный.
В следующую секунду он исчез за углом, в темноте зловонной тюрьмы, увлекаемый в ее недра грязными арабами-охранниками.
Неожиданно возле Эвелин снова возник начальник тюрьмы.
— Боже мой! — воскликнула девушка. — Они его сейчас будут бить?
— Нет-нет, мисс Карнахэн, — сладко запел Хасан. На это у них уже не остается времени.
— Не остается времени? Какого времени?
— Его сейчас повесят.
— Повесят?!
— Ну да. Он дезертировал из Иностранного Легиона. Я же говорил вам. А за такой проступок полагается смертная казнь через повешение.
— Но Французский Легион не имеет здесь никаких полномочий, — вступил в разговор Джонатан. — Это же не Алжир, слава Богу…
— Мы с вами цивилизованные люди, мистер Карнахэн. Мисс Карнахэн, у нас с ними… как бы лучше выразиться? Взаимная договоренность, что ли. Легион платит нам по пятьдесят ваших фунтов за человека, и мы помогаем им, освобождаем от всех трудностей и официальных процедур, связанных с выдачей дезертиров. Ну а теперь прошу меня извинить. Я должен присутствовать при казни. Это, конечно, просто пустая формальность, но я приверженец строгих порядков и выполняю все, что от меня требует закон.
— Возьмите меня с собой, — попросила Эвелин.
— Сестренка, это еще зачем? — застонал Джонатан.
— Об этом не может быть и речи, замотал головой начальник тюрьмы. В моей стране женщинам не разрешено присутствовать при казни.
Девушка снова гордо вздернула подбородок:
— В вашей стране женщины носят паранджу. Вы видите ее на моем лице? Я англичанка, в конце концов.
Хасан только пожал плечами:
— Если хотите. Но, в отличие от вашего лица, повешение — штука вовсе не такая уж приятная, моя дорогая.
Вскоре Джонатан и Эвелин в сопровождении Хасана очутились на балконе, выходящем в другой двор тюрьмы. У зарешеченных ниш толпились заключенные, взглядам которых открывалась виселица, поставленная посреди двора. Эшафот не был ничем закрыт, поэтому можно было видеть, как тело повешенного будет извиваться в последних конвульсиях. Начальник тюрьмы не был садистом, но считал, что иногда заключенным стоит развлечься.