Выражение суровой решимости с лица обожаемой матушки сходить не желало, поэтому я торопливо продолжила, стараясь увести разговор в сторону:
— И право слово, я понимаю, что вы отчаялись, но лорд Стайлз?.. Вы настолько скромно оцениваете мои шансы? Я готова рассматривать варианты, но давайте, маменька, мы все же будем выбирать из тех, из кого еще пока не сыплется песок.
— Тех, из кого не сыплется песок, надо было выбирать десять лет назад, — отрезала матушка, поджав губы. — Впрочем, ладно. Послезавтра мы ждем графа Грайнема, он любезно принял мое приглашение на чай, так что будь добра после дежурства вернуться свежей и благоухающей. Розами, моя дорогая, розами! А не, прости господи…
— Трупами? — невозмутимо озвучила я то, что виконтесса предпочла умолчать, и маменька, охая и ахая, исчезла в гостиной, громко вопрошая, за какие грехи ей Господь послал такое наказание.
Я победно улыбнулась — избавилась! — и только тогда вздохнула. Граф Грайнем. А на этого что нашло, что он принимает подобные приглашения? Вот уж кто не создавал у меня впечатление светского человека, наслаждающегося обществом малознакомых людей и принимающего приглашения на чай от опальных виконтесс преклонного возраста…
Да уж, выходные обещали быть насыщенными.
Порог герцогского особняка в этот раз я переступила, сгорая от любопытства. Ощущение, что Кьер не просто так уточнял именно про субботний вечер, не отпускало, как бы невинно ни звучал тот вопрос. Однако герцог не спешил оное любопытство удовлетворять. Мы спокойно поужинали, наслаждаясь вкусной едой и друг другом, потом плавно переместились в гостиную, где открыли дорогущее форсийское вино, которое едва не оказалось на моей юбке, пока мы самозабвенно целовались на диване, и я уже предвкушала сладкое продолжение, но тут часы пробили девять, и Кьер отстранился.
— Я забыл сказать, у меня сегодня аудиенция с его величеством. Я полагаю, это ненадолго — дождешься?
— Даже не знаю. — Я сделала глоток вина и слизнула терпкие капли с губ. — В качестве альтернативы у меня визит к графу Стайлзу и маменькины матримониальные махинации. Это так заманчиво…
— Я однажды точно тебя отшлепаю. — Кьер с силой сжал мое бедро, ощутимо даже сквозь слои ткани, и я выгнулась, подставляя шею поцелую, больше похожему на укус, а потом, коварно улыбнувшись, выскользнула из объятий.
— Иди. Короли ждать не любят. Но помни, что леди тоже!
Он вернулся через два часа.
Я уже придремывала в кресле смежного со спальней кабинета, когда входная дверь особняка хлопнула так, что содрогнулось все здание. Я удивленно вскинулась, зябко спросонья кутаясь в шаль. Шаги по коридору — резкие, торопливые. Я встала из кресла, и в то же мгновение вошел Кьер, рывком распахнув дверь. Увидев меня, он уже тише ее притворил, но все равно в движениях, во всей напряженной фигуре сквозило раздражение. Если не злость.
— Что-то случилось? — обеспокоилась я, шагнув к нему; но ответа не получила.
Не произнеся ни слова, Кьер в два шага преодолел разделяющее нас расстояние и, обхватив ладонью мой затылок, впился в губы поцелуем. Таким жадным, требовательным и напористым, что я мгновенно в нем потерялась, растворилась без остатка, подчинилась, выгибаясь послушно, как глина в руках горшечника.
— Кьер, что… — попыталась произнести я в то краткое мгновение, на которое он оставил мои губы, расстегивая, почти отдирая пуговицы блузки.
Договорить он мне не позволил. И вообще больше ничего сказать не позволил, снова заткнув рот, пока руки стаскивали с меня одежду и тонкая ткань едва не трещала по швам. Крючки корсета, завязки юбок. Голова кружилась, горячие губы обжигали теперь прикосновениями шею, плечи, грудь. И я хватала ртом ставший вдруг каким-то вязким воздух, вцепившись в твердые плечи, зарывшись пальцами в волосы, не понимая, что на него нашло, но утопая в этой яростной, злой страсти.
На пути Кьера оставалась лишь самая хлипкая из преград — тонкая шелковая сорочка, когда он подхватил меня на руки, не прекращая исступленно целовать, и унес в спальню.
Я лежала на кровати, тяжело дыша, чувствуя, как горят губы и все тело, как ноющая пульсация внизу живота становится почти невыносимой, и смотрела, как герцог торопливо обнажается. Галстук — жалобно звякнула об пол бриллиантовая булавка. Сюртук. Жилет. Рубашка…
Я почти захныкала от желания немедленно прикоснуться к этому телу, впиться ногтями в смуглую кожу, ощутить на губах ее солоноватый вкус.