Я оказалась обнаженной в мгновение ока, а этого негодяя было еще раздевать и раздевать. У меня тряслись руки, пальцы путались в петлях, а Кьер и не думал мне помогать. Вместо этого он повалил меня на кровать, подмяв под себя, и вернулся к прерванному занятию, выцеловывая, покусывая грудь, сминая ее в ладони, пока другая рука вытворяла внизу что-то невообразимое. И я все-таки застонала еле слышно, забыв про одежду, и выгнулась всем телом, желая ощутить больше.
Кьер хмыкнул, вскинул голову, открыл было рот, но я, ухватив его за воротник, прошипела сердитой кошкой прямо в губы:
— Только посмей сейчас помянуть маменьку, и я закричу, что меня насилуют.
— Кричи, — великодушно позволил он, вырвался из хватки и выпрямился, многозначительно щелкнув пряжкой ремня.
Я зажмурилась, набрала в грудь побольше воздуха и…
Задохнулась, ощутив, как он вошел в меня — одним движением и до конца.
Я приглушенно ахнула и с наслаждением вцепилась в его плечи, ощущая, как мощные мышцы перекатываются под ладонями. Кровь кипела от адреналина. Родители за стеной? К черту родителей! Все, что имело сейчас значение, — это резкие, ускоряющиеся толчки, жар дыхания на губах и накатывающее волной нереальное, неописуемое удовольствие.
И я не закричала в тот момент, когда в теле взорвалось солнечное наслаждение, только потому, что Кьер заткнул мне рот поцелуем. В тот же миг и по его телу пробежала дрожь, он на несколько мгновений замер, а потом опустился на меня, уткнувшись лбом в плечо.
Мы оба застыли, хрипло, часто, тяжело дыша, в наполовину бессознательном состоянии.
Я запустила пальцы во встрепанную черную шевелюру, ухватила и потянула, заставляя герцога с недовольным медвежьим ворчаньем приподнять голову. Посмотрела ему в глаза и снова поцеловала, теперь уже с чувством смакуя этот момент и никуда не торопясь.
Кьер быстро перехватил инициативу и перекатился по кровати, чтобы устроиться с удобством — подпихнуть подушки под голову и утвердить меня на себе, со вкусом придерживая за талию. За ту талию, которая ниже талии…
— Теперь рассказывай. — Я пристроила подбородок поверх скрещенных рук, ощущая приятное томление всякий раз, когда на вдохе живот Кьера касался моего, и шепотом пояснила: — Как у тебя это получилось и когда меня сошлют обратно? Саквояжи уже паковать?
Герцог хмыкнул и провел свободной рукой по лицу, откидывая волосы со лба. А потом сделал ею замысловатый пасс, мне в лицо пахнуло грозой, и на мгновение заложило уши.
— Обойдемся пока без саквояжей, — проговорил Кьер, довольно жмурясь и не понижая голоса, что заставило меня вздрогнуть, дернуться и попытаться зажать ему рот. И только через мгновение я сообразила…
— Ты!.. Я тут… а ты! Ты полог тишины сразу не мог поставить?!
— Сразу было неинтересно. И потом, вдруг бы ты принялась на меня орать, швыряться предметами, бить посуду…
Я зарычала, ткнула злодея кулаком, свалилась с него и под тихий, явно с трудом сдерживаемый смех, вскарабкалась обратно.
— Начать швыряться предметами никогда не поздно! — раздраженно предупредила я и напомнила: — Рассказывай.
— Как ты уже поняла, я узнал из газеты, и сначала…
— …разгромил пол-особняка.