Охота

Ну, с Настей, конечно, всякое бывало, но ругани такой, как от Пановой, он в жизни от жены не слышал.

Да Бог с ней, с руганью, плевать ему и растереть на её ругань, он эту Панову и этих солдат, может, в жизни никогда больше и не увидит, а вот то, что она аннулировала договор, вот это действительно было плохо. Зря он, что ли, мотался по болоту. Но Аким понимал, что, может, он и вправду был виноват в это сам.

— А у меня дома и детям иногда достаётся, иной раз так разражаюсь, что просто не могу себя контролировать в такие минуты. Ругаюсь на них, потом сожалею.

Сейчас Акима больше интересует вопрос с лодкой, а не её отношения с детьми, от всех матерей детям попадает, а вот что будет с лодкой, что она ему обещала. Но спросить напрямую он стесняется, и поэтому спрашивает про детей:

— Много у вас детей-то?

— Одиннадцать, — беззаботно говорит Панова, выпуская струйку дыма.

Саблин, до сих пор смотревший на протоку, на рогоз, поворачивается к ней. Он ей не верит.

Врёт она, не может у неё быть одиннадцать детей. Сколько ей лет? Хотя, по годам могла бы нарожать, она, конечно, не девочка, но вот так сохраниться после родов одиннадцати детей невозможно! Она над ним смеётся.

— Два мальчика и девять девочек, — спокойно продолжает Панова, видя его замешательство.

Оно, кажется, её забавляет. Красавица улыбается. Саблин вдруг понимает, что сидит с открытым ртом, и говорит:

— Вы молодец, а по виду и не скажешь. Думал, так, фифа городская с тонкими ногами. Одиннадцать детей — это не шутка.

Если не врёт, как она их кормит? Сколько ж она зарабатывает? Или, может, муж у неё какой-нибудь большой учёный.

— А чего это ноги у меня тонкие, — Панова стала сразу серьёзной, — я слежу за собой, держу себя в форме.

— Да это так, фигура речи, ноги у вас очень длинные, красивые. — Сразу начинает оправдываться Аким, хотя её ноги, на его, конечно, взгляд, худоваты, жира на них почти нет. Он успел их немного разглядеть, когда она умывалась, бёдра узковаты, мышцы одни. И чтобы замять тонкую тему с ногами, переходит на тему детей. — А дети сейчас с мужем, что ли?

— Нет, — просто отвечает женщина, выкидывая в его окоп окурок, — они в интернате. Ждут меня, а я по болотам разъезжаю.

Это прозвучало как укор. Саблин снова не угадал с темой, да кто ж мог знать, как там у неё обстоят дела семейные. Ему страшно не хочется продолжать этот разговор, а вот ей, видно, охота поболтать.

— Мужа у меня нет давно уже.

Саблин думает, что сказать. А что тут скажешь? Погиб, наверное. Тут только соболезновать можно. Но он молчит.

— Мы с ним разошлись, — продолжает женщина.

Вот те на. Бросил одиннадцать детей, что ли? Панова баба, конечно, не сахар, понять его можно, но одиннадцать детей… Теперь ему и хотелось бы что-то сказать, да слов он не находит. Просто уставился на неё.