Курил, кажется, только что, но теперь нужно покурить ещё раз, обязательно. Обязательно. Он достаёт сигареты, отворачивается ото всех, чтобы не видели, что руки, пальцы подрагивают, и прикуривает. Тот самый неприятный момент, он его больше всего на войне не любит. Минута до начала дела. Всё внутри сжимается, скукоживается. Кажется, что воздуха не хватает. По молодости он ещё и говорить в эту минуту боялся, боялся, что сослуживцы заметят, что голос у него дрожит, или вдруг заикаться начнет. Тоже приятного мало. Тогда он и стал закуривать перед самым делом.
По уставу в бой замыкающим идёт командир группы. Но то устав, а то реальный бой:
— Я встану первым, — говорит Коровин, он всегда был таким, сколько Саблин его помнил, — прохожу тридцать метров, если огонь не плотный, за мной встаёт, — он указывает пальцем, на Ерёменко, — ты. Десять метров правее меня пойдёшь. Дальше, — он опять указывает пальцем, на этот раз на Акима, — ты, идёшь сзади. Володька, — говорит Коровин Караческому, — «сундук»— твоя забота, ты встаёшь, как только Аким пройдёт тридцать метров.
«Сундуком» штурмовики называют ранец. Главное оружие штурмовых групп гранаты и взрывчатка. У каждого бойца по «разгрузкам» распихано столько гранат, сколько только смогло влезть, но как доходит до дела, их всегда мало. Поэтому, часть гранат и подствольных, и ручных, и тяжёлых, еще и мин, и взрывчатку, они складывают в свой «сундук». Весит он килограммов десять и несёт его всегда замыкающий.
— Вопросы есть? — Спрашивает Коровин.
Никто ему не отвечает, ни у кого вопросов нет.
— Тогда пошли.
Цепью идут штурмовики по оврагу, все остальные их провожают взглядами, как правило, им никто ничего не говорит, и не желает им удачи. Только на этот раз кто-то хватает Акима за руку. Сжимает в рукопожатии, которого тот не ожидал.
Саблин с трудом различает слегка подсвеченное панорамой лицо, это снайпер Чагылысов:
— Акимка, друг, я за тобой буду следить.
— Спасибо, Петя, — растерянно говорит Саблин и уходит за своими.
Вскоре они, забравшись на стену обрыва, замирают, закрывают забрала, высовывают головы. Смотрят в ту сторону, где находится их цель, одиночные окопы противника. Их с этой позиции не видно, китайцы умеют маскировать свои огневые точки. Далеко на западе, в тысяче метров от них, трещит россыпями винтовочная стрельба. Но пулемётов не слышно, китайцы держат паузу.
— Ну, казаки, — говорит Коровин, — наше время. Пошли потихоньку.
Под его ботинками осыпался песок, и Ерёменко подсаживает его плечом, помогая вылезти командиру. Тот вылазит, и чуть согнувшись, закинув дробовик за спину и выставив вперёд щит, уходит вперед. Хорошо, что ещё темно, иначе все, кто был рядом, могли заметить, как дрожат у Саблина пальцы. Аким хватает дробовик покрепче, чтобы прижать к стали эти свои пальцы. Надоели своею дрожью. Он ждёт, считает метры или секунды, сам толком не понимает. Быстрее бы уже, быстрее бы. Ерёменко отошёл ещё не так далеко, а он уже стал вылезать из оврага, вылез, встал на колено и замер.
Вовка Карачевский толкнул его в руку. Протягивает кулак, он так всегда делает. Саблин как положено своим кулаком касается его кулака.
Всё. Время. Вот и начинается работа бойца штурмовой группы. Он встаёт с колена и отправляется вслед за своим командиром.
В один из самых тяжёлых боёв в своей жизни.
Глава 19
Появятся переделанные или не появятся, ни солдату, ни казаку гадать не положено. Положено быть готовым к их появлению.
Нашли хороший островок, с относительно сухой почвой. Часть солдат ставили операционную палатку, генератор, компрессор и прочее. Другие готовились к возможной атаке, на удобном месте поставили пулемёт, так, чтобы он контролировал две протоки сразу. Нашли место для миномёта. Саблин и себе выбрал место. Холмик, что посуше. Там он выкопал себе окопчик, мелкий, только чтобы лечь. Огородил окоп, устроил два бруствера, чтобы можно было вести огонь в разные стороны, выложил гранаты.