Этьен нахмурился, Амелия поджала губы. Оба весьма красноречиво давали понять: кое-что графу Аттисону все-таки помешает.
– Право, думаю, женитьба – это лишнее, – поспешно сказала я.
– Да, не спорю, жизнь во грехе имеет свои прелести! – весело согласился Рейнард. – Встречаешь приятную во всех отношениях особу, вспоминаешь, что не женат, и думаешь: «Какая прелесть!»
Подруга обиженно засопела, и я поспешила вмешаться:
– Полагаю, лишнее притворство никому не пойдет на пользу. Амелия представит меня как свою компаньонку. Этого будет достаточно, чтобы объяснить мое присутствие. Хорошо?
Она кивнула в знак того, что не возражает, и все равно обрушилась на Рейнарда:
– Если вам так противен брак, почему же вы не разорвали нашу помолвку?
Граф Аттисон насмешливо взглянул на невесту.
– А вы сами как думаете? – спросил он. – Кстати, Этьен, мне интересно, как ты потом собираешься объяснять все родителям?
– Что-нибудь придумаю, – мрачно отозвался тот. – Но пока остается угроза со стороны Годфри, придется соблюдать конспирацию. А сейчас мне стоит узнать, есть ли здесь отдельные гостиные для того, чтобы пообедать в семейном кругу.
Гостиная нашлась. Думаю, на кухне поднялся самый настоящий переполох, но в итоге нам подали весьма вкусный обед, настолько приближенный к праздничному, насколько это было возможно устроить в столь краткие сроки. Слуги, вносившие в столовую блюдо за блюдом, улыбались и излучали всяческую доброжелательность, что красноречиво свидетельствовало: не только в пансионе Святой Матильды обучают искусству лицемерия.
Стол накрыли на шестерых: Этьена и его родителей (Августа и Розалинду Ламбер), Рейнарда, Амелию и меня. Я пыталась этого избежать, воспользовавшись положением мнимой компаньонки и под таким соусом пробормотав, что мне, наверное, лучше будет удалиться. Но соседка одарила меня воистину убийственной улыбкой, откровенно предупреждавшей: надумаешь ускользнуть от ответственности – убью! После чего во всеуслышание заявила, что ее компаньонка непременно должна обедать за общим столом, со всеми на равных. Не зверь же она, Амелия, бездушный, в самом деле! Рейнард тут же начал поддакивать, явно имея свои корыстные мотивы. Пришлось уступить, тем более что этот подход был по-своему справедлив: весь этот спектакль игрался в первую очередь ради моего спасения от мистера Годфри. Так что я осталась.
Мы расселись. Леди Розалинда, как старшая из присутствующих дам, прочитала короткую молитву, и слуги начали накладывать нам еду. По гостиной поплыли умопомрачительные запахи. Первая странность случилась, когда разливавший вино парень, обслужив мать Этьена, приблизился к Амелии.
– Нет-нет, – поспешила вмешаться графиня Ламбер, едва бутылка наклонилась над пустым еще бокалом.
Слуга отдернул руку, и темно-гранатовая жидкость так и не потекла из узкого горлышка в прозрачный бокал.
– Вам не следует пить вино, юная леди. – Леди Розалинда произнесла эти слова с материнской улыбкой на лице, но за доброжелательностью скрывалась требовательность и жесткость, которым сложно было идти наперекор. – Лучше возьмите воды. Или, быть может, здесь найдется какой-нибудь свежий сок?
Амелия отступать не привыкла и тем более не любила, когда ей указывали.
– Отчего же? – возразила она. – Я очень люблю это вино.
– Понимаю, милочка, но теперь вам придется заботиться не только о себе. – И вновь за милой улыбкой – тон, не допускающий пререкательств. – В вашем положении следует отказаться от крепких напитков. Они могут повредить здоровью малыша.
Этьен спрятал лицо в салфетке, а пальцы Рейнарда, сжимавшие вилку, побелели.