– В ином случае я бы говорил о неуважении к сослуживцам, – сказал командир и сглотнул слюну. – Но не в этом. Ладно... Старпом, поехали. Видит Бог, мы приложили все силы, чтобы соблюсти протокол. Ну что ж, док… с освобождением тебя. От пут, так сказать…
– За свободу!
– За свежий воздух!
– Док, будь здоров.
Короче, через четверть часа сало безвозвратно кончилось. В прозрачной же ёмкости ещё было.
– Дед убьёт, когда узнает, что без него сало сожрали, – сокрушённо сказал штурман.
– Кого? – спросил минёр.
– Всех, – ответил штурман с печалью. – Кроме командира и старшего помощника.
– А ты не ссы, Виталь-Лексеич, – ракетчик вдруг блеснул глазами. – Всё будет в ажуре. Прошу добро, товарищ командир?
– Валяй, – пожал плечами тот, хотя и не знал коварный замысел командира БЧ-2.
Он был уверен в своих офицерах, как в самом себе – хороший командир хорошего экипажа.
Через пять минут повелитель шестнадцати семиголовых драконов приволок пластинку белого фторопласта размером десять на пятнадцать и толщиной миллиметров пять.
– У-у-у, й-йоп же ж твою мать, с кем приходится плавать, – обалдело покачал головой командир лодки.
– А не фиг опаздывать, тащ командир, – сказал старпом. – Правильно? Ремонт ремонтом, но кто не успел, тому не тапки.
– Ну-ну, – только и успел сказать кэп, как в кают-компанию втёк механик Коля – с кипой бумажек, которые, казалось, приклеились к его подмышке навсегда.
– Прошу добро, товарищ командир? Всё в ажуре, и пока они не устранили, хер я им чё подписал. Имею право?
– А как же, Николай Аркадьич. Конечно, имеешь. Вон твоя стоит.
Механик, наученный недавним горьким опытом, поднёс стакан ко рту и незаметно (хы!) понюхал. Пахло спиртом. Он опрокинул стакан и только потом оглядел поле боя. Посреди поля одиноко торчал нетронутый бутерброд с салом – хлеб сверху и хлеб снизу.
– Мой?
– Твой, чей же ещё.