Воздуха катастрофически не хватало. Хуанита разожгла плиту, чтобы приготовить какой-нибудь еды на ужин, но окно открывать не стала, хотя и должна была бы это сделать. Миссис Розарио дотащилась до окна и распахнула его, потом жадно глотала ртом холодный ночной воздух.
— Где дети? — спросила Хуанита. — Что ты с ними сделала?
— Они у Брустеров.
— Почему они не спят у себя дома?
— Я не хотела, чтобы они ненароком подслушали то, что я собираюсь тебе сказать. — Миссис Розарио вернулась за стол и заставила себя сесть прямо. Она прекрасно знала, как могла отреагировать ее дочь при виде потерявшей силы матери. — Мужчина, который был с тобой, — где он?
— Ему надо кое-что сделать, потом он вернется.
— Сюда?
— Почему бы нет?
— Ты не должна его впускать. Это очень плохой человек. Он все врет. Даже про свое имя. Он не Фостер, а Филдинг.
Хуанита попыталась скрыть раздражение, недоуменно пожав плечами:
— Ну и наплевать. Какая разница…
— Ты ему о чем-нибудь рассказывала?
— Конечно. Я сказала, что у меня болят ноги, а он посоветовал мне снять туфли, и я их сняла…
— У нас нет времени для твоего нахальства, — проговорила миссис Розарио очень тихим голосом. Все ее силы ушли на то, чтобы скрыть от дочери свое плохое самочувствие, но даже в ее шепоте была ярость.
Хуанита почувствовала это и возмутилась. Она побаивалась свою старую мать, которая могла натравить на нее святых и чертей, и страх ее усиливался еще и оттого, что она слишком много рассказала о себе Филдингу.
— Я ни словечка ему не сказала. Вот ей-Богу!
— Он спрашивал тебя про дядю Карлоса?
— Нет.
— Про Поля?
— Нет.