Казнь Шерлока Холмса

22
18
20
22
24
26
28
30

– Признаюсь честно, я разгадал фокус только с третьей попытки. Он оказался совсем несложным. Замените каждую из букв следующей по алфавиту.

– Д-ж-о-н-в-а-т-с-о-н!

– Именно. Джон Ватсон. Девушка не могла видеть маэстро, но она его слышала. И чтобы она не запуталась при расшифровке кода, скрытый смысл должен был содержаться в коротких фразах. Что годится для этого лучше, чем «сообщения из мира духов»? Мадам Эльвира едва ли отличается особо развитым интеллектом, значит метод, скорее всего, прост и прозрачен. Очевидно, суть заключается в начальных литерах. Если бы они совпадали с буквами имени, то любой человек, обладающий крупицей здравого смысла, обнаружил бы подвох. Внимательно слушая, я заметил, что в имени и фамилии их столько же, сколько слов в «послании». В вашем случае десять. Если вы обратили внимание, Чемберлен старался выбирать короткие имена. Самым длинным, пожалуй, оказалось мое. Забавно, что оно совершенно ему неизвестно. Кстати, по всей вероятности, этот человек провел некоторое время за границей или в колониях.

– И как же вы разгадали шифр? – спросил я.

– Я рассуждал так. Поскольку первые буквы изречений не совпадают с именами, большинство зрителей бросят попытки найти ключ, между тем он должен быть где-то рядом. Если заменять каждую литеру ближайшей по алфавиту, это позволит запутать аудиторию, но не потребует от девушки особых мыслительных усилий. Вероятно, от недели к неделе Чемберлен из предосторожности слегка меняет код, иначе рано или поздно парочку могут вывести на чистую воду, чего им, разумеется, вовсе не хочется.

– Он назвал меня ученым человеком…

– И это правда. Конечно же, маэстро не настолько проницателен, чтобы заметить ворс на вашем жилете, вытершийся от ношения стетоскопа. Однако посмотрели бы вы на себя со стороны, когда вокруг сидит всякая деревенщина и городские работяги! В такой компании даже кот миссис Хадсон покажется образцом учености!

– Да уж, компания у нас сегодня была знатная. По-моему, мы все-таки зря убили целый вечер.

Холмс остановился и, понизив голос, произнес:

– Нет, Ватсон, мы не напрасно потратили время. Кажется, наши два голубка собрались улетать, и я непременно должен выяснить, что их к этому принуждает.

– В самом деле?

– Да. Думаю, вы заметили, что зал был почти полон. Значит, они снимаются с места не из-за отсутствия интереса со стороны публики. Если бы они подписали новый ангажемент, сроки были бы известны им заранее и не пришлось бы вешать объявление о внезапном завершении брайтонской гастроли. На первый взгляд, у них имеются все основания остаться, но они уезжают, причем второпях. Сейчас вторник, а уже в субботу маэстро и его помощница должны будут убраться отсюда. Почему?

– Рано или поздно все выступления заканчиваются, а предварительно расклеиваются объявления.

– Верно, но на их афише даже краска не успела высохнуть. Они покидают доходное место, да притом в срочном порядке. По-моему, им что-то угрожает, и они спасаются бегством.

Мы сошли с пирса, пересекли эспланаду и вернулись в гостиницу. Холмс приблизился к стойке ночного портье и заговорил с ним. В обмен на несколько монет тот вручил моему другу большой конверт кремового цвета с почтовой маркой. Холмс окунул перо в фарфоровую чернильницу, черкнул несколько строк на листке, взятом из кипы писчей бумаги, вложил его в конверт и указал адрес. Портье подозвал мальчика-посыльного, дал ему чаевые и письмо, и тот выбежал в темноту набережной.

Когда Холмс вернулся, я заметил, что в руках у него нет рекламной афишки, приглашающей на представление профессора Чемберлена (на снимке в буклете маэстро выглядел гораздо моложе, нежели в действительности).

– Куда она подевалась? – поинтересовался я.

Холмс безошибочно понял, о чем я спрашиваю:

– Малыш Билли, или как там зовут этого мальчугана, побежал на станцию, откуда в полночь отходит почтовый вагон. Я очень рассчитываю на то, что завтра же утром фотографические портреты профессора Чемберлена и мадам Эльвиры будут лежать на столе инспектора Скотленд-Ярда Тобиаса Грегсона.

Поднявшись в свои апартаменты, мы налили по стакану виски и закурили. К крайней моей досаде, Холмс продолжал подшучивать надо мной, полагая, будто я принял за чистую монету фокусы профессора. На самом деле я просто не сразу понял, в чем именно заключается обман.