Противостояние

Чтобы хоть как-то развлечь себя Степан принялся мысленно считать и глубоко дышать. Если считать еще кое-как получалось, то дышать было трудно, при каждом вздохе в грудной клетке взрывались разряды острой боли. Левченко несколько раз сбивался со счета — отключался, но приходя в себя упорно продолжал считать… считать и дышать… дышать и считать.

Раз, два, три, четыре… вдох — выдох… пять, шесть, семь, восемь… вдох — выдох… девять, десять, одиннадцать…

Вдох — выдох, вдох — выдох… триста восемьдесят семь, триста восемьдесят восемь, триста восемьдесят девять, триста девяносто… вдох — выдох, вдох — выдох…

Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать… вдох — выдох, вдох — выдох…

Сбившись в очередной раз, Степан вдруг почувствовал свою правую руку — острые искорки боли, кололи онемевшие пальцы. Несколько раз Левченко сжал пальцы правой руки в кулак. Уперев раскрытую ладонь в пол, Удав поднатужился и немного приподнял тело… в голове раздался набат тяжелого колокола… и Степан снова провалился в забытье.

Очнулся практически сразу, видимо при падении ударился головой, и боль привела его в чувство. Снова уперся ладонью в холодный кафель пола, и попробовал перевернуться на спину… не получилось — опять холодные объятия тьмы и беспамятство. Еще одна попытка… потом еще одна — рука скользит по холодному кафелю и непослушное тело, раз за разом падает вниз.

Удав так и не вспомнил, с какой по счету попытки ему удалось перевернуться на спину… он в очередной раз провалился в темноту, а когда «всплыл», то уже лежал на спине. На спине лежать было хорошо — дышать намного легче, да и хоть какое-то разнообразие пейзажа — вместо стены, перед глазами теперь был потолок.

Лежа на спине и радостно улыбаясь, глядя в потолок, Степан уснул.

Проснулся Левченко от того, что какая-то сволочь пихала ему в нос ватку, от которой так шибало нашатырем, что очнулся бы даже полуразложившийся труп, не то, что мирно спящий человек.

— Иди в шопу пилюлькин! — устало промычал Левченко, почему сейчас он себя чувствовал намного хуже, чем когда приходил в себя в первый раз.

Казалось, что его тело — это один большой сгусток боли, комок оголенных нервов, по которым сейчас бьют из электрошокера. Куда не повернись, какую позу не прими — везде больно! А еще и в нос пихают нашатырную ватку! Уроды!

— Он пришел в себя! — раздался удовлетворенный голос над самым ухом. — Вот только не обещаю, что клиент долго пробудет в сознание, уж слишком вы его помяли, живого места нет.

— Ему еще повезло, что все органы на месте, а то он троих наших инвалидами на всю жизнь сделал, еле оттащили парней из группы захвата, они хотели прямо там его убить, — ответил солидный мужской голос, суда по интонации, привыкший отдавать приказы и повелевать.

— А может, подождете пару дней? Клиент как раз созреет для нормального, полноценного разговора.

— Некогда. Левченко, ты меня слышишь?

— Иди в шопу! — снова произнес Степан.

— Кто планировал атаку на автобус с «Беркутом»? Отвечай!

— В шопу! — язык не слушался и Левченко никак не мог выговорить букву «Ж», все время получалась «Ш».

— Кто планировал атаку на милицейский автобус? — не унимался обладатель солидного голоса.

— В шопу, — тем же уставшим голосом повторил Степан.