— Пожалеешь.
— Да ты ешь мясо. Барашек еще час назад бегал.
— Спасибо, сыт. Знаешь, Аслан, есть такая поговорка — в говне брода нет. И ты только что в это говно вступил…
От чеченцев — Токарев поехал домой…
Он жил в довольно приличном и новом комплексе «Радуга» — достаточно приличном, чтобы жить со всеми удобствами, и достаточно дешевом, чтобы к нему не возникало вопросов связанных с источниками происхождения денег на покупку жилья. Фары — привычно осветили дом, шлагбаум… он почему то не открывался, и Токарев вышел чтобы открыть его вручную. Рядом стоял большой фургон, около него — парень ссорился с девушкой, он кричал на нее на каком-то непонятном языке — а она отвечала на русском, но при этом они как-то понимали друг друга. Пьяными они не были — ни тот ни другой, разговор шел за какие-то деньги. Когда Токарев подошел к шлагбауму — парень ударил девушку, та пошатнулась — и Токарев решил, что пора вмешаться.
— Стоять! — крикнул он, и сделал шаг навстречу. Потом еще один и еще.
В фургоне с грохотом прокатилась по рельсам дверца — и на груди Токарева появилась красная метка лазерного прицела.
— Садись в машину… — сказали по-русски.
Прежде чем он успел что-то предпринять — тот парень у машины ударил его в пах и освободил от кобуры с пистолетом…
Токарев — работал в милиции (потом в полиции) почти уже пятнадцать лет, начинал на земле, что было сейчас редкостью — и потому мало чего боялся. Он знал уголовников, знал их натуру, их нрав, знал, что от них можно ждать. Знал он и собственных коллег, которые в последнее время от уголовников отличались несильно, знал собственное начальство и чего от него можно ожидать (только плохого) — короче говоря, Токарев был прохаванным ментом, которого ничем в жизни не удивишь.
Но вот сейчас он испугался. И сильно. Потому что он понял, что те, кто его захватил — не братва, не уголовники. Это — террористы. Люди принципиально иной породы, иной мотивации. С которыми не договориться — никак.
Бусик, в который его затащили — двигался. И куда его везли — он не знал. Его приковали его же наручниками к потолку машины, и он так и стоял. При каждом рывке машины — руки болели.
С ним — в фургоне было двое. Оба в масках. Только тот факт, что они были в масках — хоть как-то сдерживал его страх. Если в масках — скорее всего не убьют. Если бы собирались убить — засветили бы, скорее всего, рожи.
Но все равно было страшно.
У того, что был перед ним — был автомат. Калашников, с глушителем, лазерным и коллиматорным прицелами — такие изредка промелькивали в репортажах из зоны АТО. Он был одет в черные карго-штаны и черную куртку — флиску с капюшоном. Если сказать, что вид был устрашающий — это значит, не сказать ничего.
Второй — постоянно находился у него за спиной.
Первый — при свете фонарика — разобрал на столике, который был в фургоне (видимо, когда то он принадлежал службе доставки) документы из его карманов. Посветил на права.
— Полковник Токарев Владимир Петрович… — сказал он, не спрашивая, а констатируя факт.
Токарев вздрогнул. Несмотря на маску, он сразу понял, кто это. Спрашивали по-русски — но не на украинском русском, и не на одесском русском — а на настоящем русском, даже не крымском. Русском, на котором говорят русские, академически правильном и чистом.
Русские!