12 правил жизни: противоядие от хаоса

Мой клиент может сказать: «Я ненавижу свою жену». Эти слова сказаны, выпущены в мир. Они висят в воздухе. Они вышли из преисподней, материализовались из хаоса и заявили себя. Они воспринимаемы, четки, их уже невозможно с легкостью игнорировать. Они стали реальными. Говорящий человек сам себе поразился. Он видит такую же реакцию, отраженную в моих глазах. Он замечает это и идет по пути здравомыслия. «Погодите, — говорит он. — Задний ход. Это чересчур. Иногда я ненавижу свою жену. Я ненавижу ее, когда она не говорит мне, чего хочет. Моя мама тоже так делала постоянно. И это сводило папу с ума. По правде говоря, это всех нас сводило с ума. Даже саму маму! Она была милым человеком, но очень обидчивым. По крайней мере, с моей женой все не так плохо, как с мамой. Вовсе нет. Погодите! Думаю, моя жена на самом деле говорит мне, чего она хочет, и прекрасно с этим справляется, но я очень волнуюсь, когда она этого не делает, потому что мама замучила нас своим мученичеством чуть ли не до смерти. Это на меня и правда очень сильно повлияло. Может, теперь я слишком бурно реагирую, сталкиваясь с малейшими проявлениями чего-то похожего. Ой! Да я же веду себя точно как папа, когда мама его расстраивала! Это не я! Это не имеет к моей жене никакого отношения! Лучше мне ей об этом сказать». Таким образом, я наблюдаю, что мой клиент поначалу не мог как следует отличить свою жену от своей матери. Вижу, что он был бессознательно одержим духом своего отца. Он тоже все это видит. Теперь в нем чуть больше определенности, он чуть меньше похож на неотесанную глыбу и вокруг него чуть меньше тумана. Он говорит: «Хорошая сессия, доктор Питерсон!» Я киваю. Иногда вы можете вести себя очень умно, если способны просто заткнуться.

Я союзник и оппонент, даже когда не говорю ни слова. Ничего не могу с этим поделать. Мои выражения лица транслируют мой ответ, даже если они почти незаметны. Таким образом, как справедливо подчеркивал Фрейд, я общаюсь, даже когда молчу. Но на своих сессиях я еще и говорю.

Откуда я знаю, когда надо что-то сказать? Прежде всего, как я уже говорил, я заключаю себя в надлежащие границы разума. Я устанавливаю правильные цели. Я хочу, чтобы стало лучше. Мой разум сам ориентируется, опираясь на эти цели. Он старается отвечать на терапевтический диалог, который эти цели преследует. Изнутри я наблюдаю, что происходит. Я обнаруживаю свои реакции. Это первое правило. Иногда, например, клиент что-то говорит, а мне приходит мысль или фантазия. Часто она связана с тем, что тот же самый клиент сказал чуть раньше или на предыдущей сессии. Тогда я рассказываю клиенту эту мысль или фантазию — беспристрастно. Говорю: «Вы сказали то-то, и тогда я заметил то-то». И мы это обсуждаем. Мы стараемся определить релевантность значения моей реакции. Иногда, возможно, дело во мне — такой была точка зрения Фрейда. Однако иногда это просто реакция отстраненного, но позитивно настроенного человека на утверждение другого человека, услышанное из первых уст. Это важно, и это может вносить свои коррективы. Иногда, правда, коррективы касаются меня самого.

Вы должны ладить с другими людьми. Психотерапевт — один из этих людей. Хороший психотерапевт скажет вам правду о том, что думает (это не то же самое, как если бы он сказал, что то, что он думает, — правда). Тогда вы как минимум получите честное мнение по крайней мере одного человека. Не так-то просто его получить. Это уже кое-что. Это ключ к психотерапевтическому процессу: два человека говорят друг другу правду, и оба слушают.

Как надо слушать?

Карл Роджерс, один из величайших психотерапевтов XX века, знал кое-что об умении слушать. Он писал: «Подавляющее большинство из нас не умеют слушать. Мы должны оценивать риски, потому что слушать слишком опасно. Первое требование — это смелость, а она у нас есть не всегда»¹⁵⁹. Он знал, что слушание может менять людей. Роджерс говорил об этом: «Некоторым из вас может казаться, что вы хорошо слушаете других людей, и что ваши достижения по этой части уникальны. Но велика вероятность, что то, как вы слушаете, далеко от идеала». Он предложил своим читателям, когда они в следующий раз будут вовлечены в спор, провести короткий эксперимент: «Прекратите спор на миг и установите правило: каждый может высказаться за себя только после того, как он тщательно озвучит идеи и чувства предыдущего спикера, причем так, что тот останется доволен». Я обнаружил, что эта техника очень полезна, как в моей личной жизни, так и в моей практике. Я обычно резюмирую, что мне сказали, и спрашиваю собеседников, правильно ли я их понял. Иногда они принимают мое резюме. Иногда мне предлагают небольшую поправку. Время от времени я оказываюсь полностью не прав. Все это хорошо знать.

У такого процесса подведения итогов есть несколько основных преимуществ. Первое — я действительно начинаю понимать, что человек говорит. Роджерс относительно этого заметил: «Звучит просто, не правда ли? Но если вы попробуете, вы обнаружите, что это самое сложное, что вы когда-либо пытались сделать. Если вы действительно понимаете человека, если хотите войти в его личный мир и увидеть, какой жизнь кажется ему, вы рискуете измениться. Вы можете увидеть ситуацию его глазами, можете обнаружить, что на ваше мироощущение и вашу личность оказано влияние. Этот риск измениться — одна из самых пугающих перспектив, с которыми может столкнуться большинство из нас». Мало кто писал что-либо более полезное.

Второе преимущество подведения итогов услышанного — то, что это помогает человеку укрепить память и извлечь из нее максимум пользы. Представьте следующую ситуацию: мой клиент дает длинную, запутанную и эмоциональную оценку сложному периоду своей жизни. Мы подводим итоги. Его оценка становится короче. Резюме составлено и остается в памяти — и у меня, и у клиента — именно в той форме, которую мы обсудили. Теперь это во многих смыслах другая память — к счастью, лучшая. Теперь она менее тяжелая. Она дистиллирована, доведена до самой сути. Мы извлекли мораль из истории. Она стала описанием причины и следствия произошедшего. Они сформулированы таким образом, что повторение трагедии и боли в будущем становится менее вероятным. «Вот что случилось. Вот почему. Вот что мне надо делать, чтобы отныне избегать подобного» — это успешная память. Это цель памяти. Вы помните прошлое не так, будто оно «аккуратно записано», а так, чтобы быть готовым к будущему.

Третье преимущество метода Роджерса — это то, что он не дает осуществить подмену тезиса. Когда кто-то вам оппонирует, велико искушение упростить, передразнить, исказить его или ее позицию. Это контрпродуктивная игра, призванная одновременно навредить оппоненту и несправедливо поднять ваш личный статус. Если же вас призывают резюмировать чью-то позицию так, чтобы говорящий согласился с этим резюме, вам, возможно, придется выразить свои аргументы более ясно и лаконично, чем до сих пор удавалось самому говорящему. Если вы сперва отдадите должное противнику, взглянув на его аргументы с его же точки зрения, вы можете: 1) найти в них ценность и узнать нечто новое в процессе или 2) отточить свое оружие против него (если вы все еще уверены, что он не прав) и еще больше укрепить свои аргументы, чтобы принять новый вызов. Это сделает вас гораздо сильнее. Вам не придется больше искажать позицию оппонента и, возможно, разрыв между вами хоть немного сократится. Также вы сможете гораздо лучше проработать собственные сомнения.

Иногда требуется много времени, чтобы выяснить, что другой человек на самом деле имеет в виду, когда говорит. Зачастую дело в том, что люди формулируют свои идеи впервые. Тут не избежать слепых блужданий, противоречий, а порой и бессмысленных претензий. Отчасти причина в том, что говорить и думать — это, скорее, про то, чтобы забывать, а не про то, чтобы помнить. Обсуждать событие, особенно эмоциональное, например смерть или серьезную болезнь, значит медленно выбирать, что оставить в стороне. Для начала многое ненужное должно быть тоже облечено в слова. Озабоченный эмоциями спикер должен подробно рассказать обо всем своем опыте. Только тогда фокус будет наведен на главный нарратив, на причину и следствие, только тогда они смогут укрепиться. Только тогда можно будет извлечь из истории мораль.

Представьте себе, что некто держит пачку стодолларовых купюр и что некоторые из них поддельные. Все купюры надо разложить на столе, чтобы разглядеть каждую, увидеть все различия между ними, прежде чем подлинные можно будет отличить от настоящих. Подобный методологический подход вам надо принять, когда вы будете слушать человека, который пытается решить проблему или выразить нечто важное. Если, узнав, что какие-то из купюр фальшивые, вы случайно откажетесь от всех (а так будет, если вы начнете торопиться или не захотите прилагать усилия), человек никогда не научится отделять зерна от плевел. Если же вы, напротив, выслушаете, избегая поспешных суждений, человек, скорее всего, будет говорить вам все, что думает, в его словах будет минимум лжи. Люди расскажут вам самое удивительное, абсурдное, интересное. Ваши беседы почти никогда не будут скучны. Вот как вы можете определить, слушаете ли вы людей правильно: если общение скучное, вполне возможно, не слушаете.

Доминантные маневры приматов и остроумие

Не всегда, когда мы говорим, мы думаем. И не всегда, слушая, мы способствуем переменам. Тут возможны разные варианты, и некоторые из них приводят к контрпродуктивным и даже опасным результатам. Взять хотя бы разговор, участник которого говорит, просто чтобы утвердить или подтвердить свое положение в иерархии доминирования. Один собеседник начинает с истории об интересном происшествии, недавнем или давнишнем, в котором было что-то достаточно хорошее, плохое или удивительное, чтобы об этом стоило слушать. Другой, теперь обеспокоенный своим потенциально понизившимся статусом менее интересной личности, тут же думает о чем-то лучшем, худшем или более удивительном, что может относиться к теме. Это не та ситуация, в которой оба собеседника искренне играют друг с другом, проходясь по общим темам, к взаимному удовольствию и удовольствию слушателей. Это жульничество ради завоевания положения, в простом и чистом виде. Вы поймете, когда возникает подобное общение. Оно сопровождается чувством неловкости участников и слушателей — всех, кто знает, что было сказано нечто фальшивое, дутое.

Есть и другая, близкая форма разговора, в рамках которой ни один из собеседников не слушает другого, а придумывает, что сам скажет дальше. Скорее всего, это будет что-то не по теме, ведь тот, кто тревожно ждет своей очереди говорить, не слушает. Представим, что беседа — это поезд. Такое поведение может привести и приводит к его резкой остановке. Пассажиры, бывшие на борту во время крушения, обычно замолкают, неловко посматривая друг на друга. Так они и молчат, пока не разойдутся или не придумают что-нибудь остроумное, чтобы поезд снова тронулся.

Возможна еще беседа, когда один из участников пытается продемонстрировать триумф своей точки зрения. Это еще один вариант общения в рамках иерархии доминирования. Во время такого разговора, который склоняется в идеологическую сторону, говорящий стремится: 1) принизить или высмеять точку зрения каждого, кто придерживается противоположной позиции, 2) использовать при этом выборочные доказательства и, наконец, 3) впечатлить слушающих, многие из которых уже занимают туже идеологическую позицию, обоснованностью своих утверждений. Цель — заручиться поддержкой для всеобъемлющего, унитарного, упрощенного взгляда на мир. То есть цель беседы — показать, что правильная тактика — не думать. Человек, говорящий таким образом, верит, что победа в споре делает его правым, и что это непременно оправдывает структуру иерархии доминирования, с которой он себя идентифицирует. Зачастую это, что неудивительно, — иерархия, в которой он добился наибольшего успеха, или та, с которой он больше всего совпадает по темпераменту. Почти все дискуссии, связанные с политикой или экономикой, развиваются таким образом, при этом каждый участник пытается обосновать априори закрепленные позиции, вместо того чтобы попытаться узнать что-то или принять другой взгляд, хотя бы ради новизны. Вот почему консерваторы и либералы одинаково верят, что их позиции очевидны и не требуют доказательств, особенно по мере того как они становятся все более крайними. Определенные предположения, основанные на темпераменте, приводят к предсказуемым заключениям — но только если вы игнорируете тот факт, что предположения могут меняться.

Такие разговоры очень далеки от «слушающего» типа. Когда участники беседы искренне друг друга слушают, один человек берет слово, а все другие слушают. Говорящему предоставляется возможность серьезно высказаться о неком событии, обычно несчастливом или даже трагическом. Все другие реагируют с симпатией. Такие разговоры важны, потому что говорящий выстраивает трагедию в своем мозгу, пока рассказывает историю. Вот факт, достойный повторения: с помощью разговора люди организуют свой мозг. Если им некому рассказать свою историю, они теряют разум. Подобно барахольщикам, они не могут сами навести у себя порядок. Требуется вклад целого сообщества, чтобы психика отдельной личности была в это сообщество интегрирована. Говоря иными словами, привести в порядок разум можно только всей деревней.

Многое из того, что мы считаем здоровой ментальной функцией, — это результат нашей способности использовать реакции других, чтобы поддерживать наши сложные «я» в рабочем состоянии. Мы отдаем проблему нашего здравомыслия на аутсорсинг. Вот почему фундаментальная ответственность родителей — сделать своих детей социально приемлемыми. Если человек ведет себя так, что другие могут его терпеть, тогда все, что он должен сделать, — это поместить себя в социальный контекст. И люди будут определять — интересуясь или скучая, когда он говорит, смеясь или не смеясь над его шутками, дразня его, высмеивая или просто удивленно поднимая бровь, — являются ли его действия и утверждения тем, чем они должны быть. Все всегда транслируют другим свое желание сблизиться с идеалом. Мы наказываем и вознаграждаем друг друга ровно до того уровня, который каждый из нас выдерживает в соответствии с этим желанием, — за исключением, конечно, тех случаев, когда мы ищем неприятностей. Проявления симпатии, предлагаемые в искреннем разговоре, обозначают, что рассказчика ценят, и что история, которую он рассказывает, важна, серьезна, заслуживает внимания и понятна. Мужчины и женщины часто не понимают друг друга, когда разговоры фокусируются на точно определенной проблеме. Мужчин нередко обвиняют в желании слишком рано «чинить сломанное» в беседе. Это расстраивает мужчин, которым нравится решать проблемы и делать это эффективно, к тому же зачастую именно к этому женщины их и призывают. Моим читателям мужского пола будет проще понять, что с их тактикой не так, если они смогут осознать и запомнить, что прежде чем проблему решить, ее надо четко сформулировать. Женщины склонны формулировать проблему в обсуждении и нуждаются в том, чтобы их услышали, чтобы в их суждениях даже усомнились, только чтобы внести ясность в формулировку. После этого, какой бы ни была проблема, если она останется, ее можно будет решить. Стоит также отметить, что слишком быстрая попытка решения проблемы может обозначать простое желание избежать разговора, в процессе которого проблема будет сформулирована.

Еще один вариант беседы — это лекция. Лекция — это, как ни удивительно, именно беседа. Лектор говорит, а аудитория общается с ним невербально. Как мы уже отмечали, говоря о Фрейде, впечатляющий объем взаимодействия между людьми, например передача разнообразной эмоциональной информации, происходит с помощью поз и выражений лица.

Хороший лектор не только выдает факты (это, пожалуй, наименее важная часть лекции), но и рассказывает истории об этих фактах, доводя их точно до уровня понимания аудитории, оценивая этот уровень по тому, как аудитория проявляет интерес. История, которую лектор рассказывает, передает аудитории не только сами факты, но и то, почему они уместны, — почему важно знать определенные вещи, в отношении которых слушатели пока пребывают в неведении. Продемонстрировать важность некоторого набора фактов — значит донести до слушателей, как подобное знание может изменить их поведение или повлиять на то, как они понимают мир, почему теперь они смогут избегать некоторых препятствий и быстрее приближаться к лучшим целям. Таким образом, хороший лектор говорит со своими слушателями, а не своим слушателям. Чтобы справиться с этим, лектор должен чутко реагировать на каждое движение, каждый жест и каждый звук, исходящий от аудитории. Как ни странно, этого невозможно добиться, наблюдая за аудиторией как таковой.

Хороший лектор говорит, обращаясь к слушателям напрямую, и смотрит за реакцией отдельных, идентифицируемых* людей, вместо того чтобы действовать по шаблону и «представлять аудитории свой доклад». Все в этой фразе неверно. Вы не представляете. Вы говорите.