Людоед,

– Сколько вы хотите? – тихо спросил Миронов.

– Я очень надеюсь, что ты о деньгах. Иначе я тебя… – Мясник поморщился.

– Конечно, о деньгах! – поспешно ответил Миронов и зажмурился, предвидя новую оплеуху. Но удара не последовало.

– Ну, миллиона я думаю, хватило бы. Долларов, разумеется. – И мясник рассмеялся, довольный собственной шуткой.

Миронов понял, что с ним все еще играют. По-дурацки и жестоко, но играют. Понятно, что таких денег ему не собрать даже и за год, несмотря на все связи матери и ее доходы от продуктовых магазинов в Выхине. Но ведь можно, можно как-то договориться?..

– Неа! Ты дурак. Своими тупыми разговорами о деньгах, – сказал мясник, – ты только оттягиваешь свое перерождение. Ну, ладно, ладно… Допустим, откупишься ты от меня сегодня. И что? Станешь ли ты чище? Станешь человеком? А не п*дором извращенным?

Павел Миронов отчаянно закивал.

– Нет! – сказал мясник нравоучительно. – Тело твое – бремя твое.

Он подошел и схватил свою жертву за обвисшие гениталии. Павел Миронов взвизгнул. А мясник оттянул его член и приставил к нему полотно ножовки.

– Подождите! Подождите! – захлебываясь слезами и кровью, завопил Павел. – Скажите, что я вам такого сделал?!

Мучитель на мгновение замер, озадаченно глядя в испуганное, мокрое лицо.

Потом со вздохом пожал плечами.

– Ничего. Но твоя душа родилась в п*дорском теле.

Зубцы ножовки погрузились в плоть, разбрызгивая кровь. Павел Миронов закричал, но на улице Дачной никто этого не услышал.

8

Виктор Ильин позвонил утром, около девяти. Аня уже не спала. Она сидела на кухне. Перед ней стояла кружка с дымящимся кофе. Маленький телевизор, стоящий на холодильнике, показывал ведущую Малышеву с помощниками – якобы докторами. Аня никогда не доверила бы свое здоровье кривляющимся, словно шуты, людям. Она не любила эту передачу, но, просыпаясь год за годом в одно и то же время, привыкла к рассказам про пуканье во время оргазма и необходимость обрезания крайней плоти. Привыкла, как к утреннему кофе. Ей было наплевать, помогла ли кому-то Малышева своими советами: ей просто нужен был звуковой фон. Ей так лучше думалось. А подумать было о чем. Еще год назад Аня защищала людей, арестованных (по ее мнению) безосновательно. Тогда она видела все, что называется, со своей колокольни, и мнение ее было предвзятым. Сейчас она прекрасно понимала, что без оснований никто никого не арестовывает. Ареста по ошибке не бывает. Бывает – по подозрению, до выяснения и еще куча слов, которыми изобилует юриспруденция.

Человек мог оказаться не в том месте, не в то время. Мог из свидетеля превратиться в подозреваемого. И только от мастерства следователя зависит, каким будет обвинение и обвинят ли человека, которому просто не повезло.

Аня считала, что ее прежняя работа проще: ее не тревожил выбор – виновен или нет. Если она бралась защищать человека, то для нее он определенно был невиновен.

Так было до ее последнего дела. Тогда она почувствовала тревогу. Кто перед ней – милый старичок-пенсионер или расчетливый зверь, хитрый и изворотливый? Как многого мы не знаем о близких, а душа случайного знакомого и вовсе тайна за семью печатями!

Сейчас тревога ее была сродни той, что и тогда.