Сирена под окном заставила Аню вздрогнуть.
– Что-то здесь становится тесно, – сказала она и выглянула в окно. – «Скорая».
– Когда же они будут приезжать раньше всех? – спросил Миша, ни к кому конкретно не обращаясь. – Хотя бы случайно…
– Боюсь, что никогда. – Аня вернулась к избитой женщине. Несчастная застонала и попыталась открыть глаза. Аня встала на одно колено и взяла пострадавшую за руку.
– Не шевелитесь. Потерпите. Сейчас вам помогут.
Миша Леонов сел за руль, достал блокнот и карандаш и, подумав, начал рисовать. Грифель шумно царапал бумагу, оставляя угольно-черные следы, которые, соприкасаясь друг с другом, через несколько минут превратились в картину.
– Карпов? – услышал он голос Ани Рыжовой.
Миша поднял голову – Аня сидела на пассажирском сиденье. Он взглянул снова на рисунок. Он не понимал, что она спросила. А на его рисунке было изображено инвалидное кресло с человеком, замотанным в плед, рядом стоял санитар. Карпов?
– Да, – ответил он. Только сейчас Миша вспомнил, что фамилия человека в кресле – Карпов.
– Здорово у тебя получается. Ты учился где-то?
Миша улыбнулся, а потом погрустнел.
– Мама очень хотела, чтобы учился. Она меня даже однажды отвела в художественную школу. Я смог высидеть только один урок. На дворе июль, мне двенадцать, а тут надо сидеть за партой. Занятие перестает быть любимым, когда тебя заставляют, когда не с охоточки! – Миша снова улыбнулся.
– А сейчас, значит, с охоточки?
– Сейчас я словно погружаюсь в рисунки. Рисую, что вижу, а порой и что еще не видел, но оно уже есть, было или будет.
– Да ты прямо предсказатель с карандашом, – сказала Аня.
– Хорошо, если дело в карандаше! – усмехнулся Миша и добавил, помолчав: – Надо ехать.
– Вперед, – сказала Аня. До больницы они не произнесли ни слова. Только уже заглушив двигатель, Леонов спросил:
– Ты к докторам, я – к пациентам?
– Я думала, мы все сделаем вместе.