Мы здесь

В последний момент она нас все-таки увидела – во всяком случае, Меджа и Кристину. Увидела, но предпочла не выходить из круга своего одиночества. Видно было, как глаза девушки сузились: она собирала всю свою концентрацию, которую только могла мобилизовать напором воли, придающей ей максимальную осязаемость.

При этом (я видел) на ее губах мелькнула острая, как нож, улыбка, и, может статься, в эту секунду она все-таки меня заметила. Во всяком случае, смотрела она примерно в мою сторону – только непонятно, на меня или сквозь меня, на какое-то иное, лучшее место и время.

Мгновение, и Лиззи сделалась ярче, гораздо ярче. Хотя «ярче» – не совсем то слово. Точнее будет сказать, она сделалась более явственной, посюсторонней.

А еще мгновение спустя в нее врезался автомобиль.

Ничего такого не произошло – в воздух никто не взлетел. Водитель дал по тормозам и десяток метров визжал по влажному асфальту юзом, под аккомпанемент клаксонов и гудков машин, суматошно лавирующих по проезжей части.

Наконец виновник происшествия – желтый таксомотор, – дернувшись, остановился. Из него выскочил щуплый водитель и, шало оглядываясь, завертелся вокруг своей оси, понимая, что только что на всем ходу сбил пешехода. Только, куда бы он ни глядел, картина везде была одна и та же: ничего.

Когда шофер на очередном (кажется, пятом) витке завидел меня, он ошарашенно спросил:

– Это… Че за херь? Ты ее видел?

Заполошно гудели клаксонами машины. Люди, опустив стекла, негодующе орали – на него, на меня…

– Да не было тут никого, – сказал я.

– Ты че, охерел?!

– Ты сам охерел. Шары протри. Говорю тебе: игра светотени.

– Да ну-у… Быть того не может! Тут баба была, я ж ее видел! Никого-никого, и вдруг – бац, как из-под земли!.. И я в нее, мля, со всего маху…

– Ну тогда сам покажи, в кого ты со всего маху, – предложил я.

Медж стоял, застыв в потоке транспорта и вперившись в то место, где в последний миг находилась Лиззи. Кристина выбралась на противоположный тротуар и сейчас стояла там, обхватив руками голову. Джефферс, помертвевший, неподвижно замер с открытым ртом.

– Я был как раз посреди дороги, – сказал я таксисту, – и все видел своими глазами. Ты никого не сбил, просто вдруг тормознул ни с того ни с сего.

– О-хе-реть, – покачал тот головой, – ну просто охереть…

Когда я заходил на тротуар к Кристине, мой взгляд уловил что-то на обочине дороги.

Мятый кусок красного бархата, отдаленно напоминающий платье. Правда, совершенно негодное к носке – замызганное въевшейся многолетней грязью и мутным дождем – хотя когда-то, быть может, его еще можно было надевать. Бархат валялся сбоку у канализационной решетки, такой сиротливый и истоптанный, словно его попирали и отпинывали с дороги тысячи ног.

Когда я нагнулся к нему, его там уже не было: как в воду канул.