Круги ужаса

— Думаю, дело серьезнее; идите за доктором Стиллером на Блум-стрит.

На ночном столике лежал пустой тюбик веронала.

Доктор Стиллер явился без особых упрашиваний. Это был небрежно одетый человек с грязными руками и лицом. От него несло спиртным, несмотря на раннее утро.

Он склонился над Руфью и одобрительно махнул рукой.

— Что и называется смертью! — сказал он.

Он достал из кармана бланк и принялся писать.

— Да, да, — кривился он, покрывая бумагу неровными буквами, — жизни наступает конец, как и всему прочему. Мы говорим коронарный тромбоз… или остановка сердца. Так проще. Вот свидетельство о смерти. Шесть шиллингов. Разрешение на похороны еще шесть шиллингов и пять шиллингов за вызов в часы приема, что привело к потере нескольких клиентов. Семнадцать шиллингов, которые мы округлим до фунта, чтобы не возиться со сдачей. И дайте мне выпить чего-нибудь покрепче, поскольку я не люблю утренней свежести.

Он осушил полбутылки виски и похлопал Руфь по щеке.

— До встречи в раю, моя красотка! И удалился, насвистывая.

* * *

Мы с Эльзой не поскупились на расходы. Руфь спит на маленьком кладбище Гровс в могиле из шотландского гранита. Она обратится в прах, и ее никто не потревожит, ибо мы решили оставить ей ее золотые зубы.

Мистер Глесс меняет жизнь

В день, когда Дэвид Глесс отпраздновал свою пятидесятую годовщину, он вернулся в прошлое, вспомнив людей и события.

Отпраздновать — слишком сильно сказано, ибо никто не подарил ему ни цветка, ни безделушки, никто не сказал доброго словца; сам же он позволил себе только лишнюю пинту эля. Воспоминания, впрочем, длились недолго и завершились несколькими словами: «И что за свинячья жизнь!»

Именно в это мгновение в лавочку мистера Глесса ворвалась мисс Труссетт и обвинила в том, что он продал ей красную фасоль, которая никак не хотела развариваться.

Дейв Глесс не питал особой злобы к мисс Труссетт, хотя та была паршивой покупательницей, недовольной всем и вся, но в тот день — почему именно в этот день, а не другой? — она вызвала в нем раздражение.

— Полагаю, — добавила сплетница, — что рис, полфунта которого собираюсь купить, будет дробленым и разбавлен мышиными какашками, а в той полуунции перца, в котором нуждаюсь, будет недовес.

Бакалейная лавка Дэвида Глесса находилась между Лавендер-Хиллс и Клепхэм-Коммон, на углу кривой улочки и неподалеку от пустыря, превращенного в свалку; по непонятной причине, когда поднимался смог, черный лондонский туман, он зарождался именно здесь.

В этот момент за окнами заскользил жирный дым, стены дома напротив отдалились и исчезли.

— Аннабелла Труссетт, — тихо произнес Дейв Глесс, — идите к дьяволу.

— Э!.. Что?.. Вы сказали, — женщина задыхалась, держась за живот, словно ее ударили.