Круги ужаса

22
18
20
22
24
26
28
30

— Итак, — ответил я, — речь идет о том, чтобы выманить у Сторкхауса талеры и соверены, не кормя его. Следует попытать счастья.

Билл сплюнул на землю, пожал мне руку, и мы опустошили бутылку рома. Пакт был заключен.

* * *

Когда я вошел в Сторкхаус, бросил взгляд на дьявольский кожаный мешок, издававший урчание, и обследовал весь дом, то подумал об иголке в стоге сена.

— Не каждый день так везет, что на тебя нападает бродяга, — простонал Билл Кокспур.

Это вопль души навел меня на размышления.

Я попытался войти в контакт с «духом» дома, но тщетно; тот оставался глух к моим мысленным поклонам и увещеваниям.

Однако некая мыслишка у меня затеплилась, но я ее отбросил, вернее, похоронил в глубине души и… сделал это из страха. Я опасался, что «дух» пронюхает о моей мыслишке, найдет защиту от нее, а вернее, от ее носителя. И защита будет на уровне его дьявольских возможностей!

Билл выходил из Сторкхауса только по ночам, думая — и не без оснований, — что его по-прежнему разыскивает полиция. Я встречался с ним на постоялом дворе, где он не скупился на траты.

Каждый вечер, когда нам подавали груши и сыр, дверь открывалась, и миленький женский голосок предлагал:

— Цветы, господа… Цветы, пожалуйста!

Светловолосая очаровашка-цветочница доставала из плетеной корзины букетик фиалок и протягивала нам.

— Покупаю всю корзину! — говорил Билл, и по его лицу было видно, что он втрескался в малышку по самые уши.

Хотя я уже давно считал себя свободным от такого горя, как радости любви, что-то в моем старом сердце вздрагивало, когда появлялась Энни. Я считал ее совершенством и не только из-за шапки волос цвета спелых колосьев, золотых блесток в авантюриновых глазках, насмешливой складке в уголках рта, но и из-за простенького платья из органди, легкой накидки и шляпки, вздернутой на эльзасский манер…

«В моем возрасте, — повторял я себе, — было бы глупо ревновать Билла. Он и помоложе, и пока побогаче, но если он причинит малышке зло, я сверну ему шею, как цыпленку».

Это была интермедия в повседневной жизни, заполненной пустыми хлопотами, которых требовал от нас Сторкхаус. У Билла начало портиться настроение. Небольшая кучка талеров таяла, как снег под солнцем, и он задавал себе вопрос, отыщем ли мы средство сорвать куш с «духа» дома. Если только не…

* * *

Погода стояла собачья, и на пустынные улицы Хильдесхайма падало столько же черепиц, сколько и градин, когда я, вымокши до костей, вошел в Сторкхаус. Я замерз и был в поганом настроении. Мне хотелось поделиться с угрюмым Биллом своей идеей, даже если на нас обрушатся все силы ада.

Я шел через прихожую и вдруг застыл на месте: в воздухе носилось что-то странное и ужасное. У подножия лестницы валялась огромная золотая монета… Из глубины прихожей доносились бульканья и отрыжка: комната переваривала пищу. К обычному зловонию примешивался легкий запах фиалок.

Я в ужасе покачнулся. И заметил в углу платьице, накидку и эльзасскую шляпку. Потом едва не наступил на корзину из золотистой соломы.

Я обернулся, услышав крадущиеся шаги.

В нескольких шагах от меня стоял бледно-белый Билл Кокспур, в его глазах горело пламя убийства.