И дом обратился против палача — под моими ногами вздыбились плиты. Ступеньки лестницы отделились и превратились в зубастые, готовые растерзать пасти, а перила взметнулись осьминожьими щупальцами, пытаясь пленить меня.
Я все же сумел переступить порог и выпрыгнуть на улицу в момент, когда в двух дюймах от моей головы просвистел огромный камень с фасада.
Я, наверное, пробежал не одну милю, пока не рухнул от усталости у подножия заросшего травой холма. Издали доносился смутный шум, его прорезал тоскливый перезвон колоколов, а на горизонте сияло жуткое пламя.
Если бы меня обуревала жажда знания, я бы мог проникнуть в самые черные тайны потустороннего мира. Но меня вел только дух флибустьера, и я считал, что мой акт возмездия и справедливости поставит точку в этом приключении.
Я вернулся на реку Аллер к своим удочкам, но однажды утром, отправившись за сетями, встретил человека в пальто из серого драпа и в странной шляпе, который расхаживал по берегу и читал газету. Через несколько мгновений он прочитал ее, и исчез в сосновой роще. Ветер подхватил листок, поднял высоко в воздух и уронил на землю.
Вернувшись домой, я увидел, что он зацепился за изгородь. Это была страничка из старой иллюстрированной газеты, прочитав которую я понял, что приключение далеко не завершено.
В верхней части страницы была репродукция гравюры XVII века на дереве. На ней был изображен Сторкхаус, рисунок сопровождался несколькими строчками:
«Дом в Хильдесхайме, подаренный принцем Питеру Сторкху. Этот художник конца Средневековья прославился, а вернее, обрел всеобщую ненависть своими картинами с муками ада, черпая свое вдохновение в Дантовом Аде. Эти картины были столь ужасны, что все церкви, за исключением Святого Себада в Нюрнберге, отказались от них даже в качестве дара».
Слово Ад было подчеркнуто красным карандашом.
Я не очень много читаю, но в свое время читал Дантов Ад, потому что однажды присутствовал на споре студентов-теологов, где Данте называли истеричным лжецом, а его произведение — оскорблением божественной доброты.
Прочтя эту книгу, я согласился с теологами и счел самым глупым и отвратительным среди всех описаний сжиганий, сдираний кожи и членовредительств вечную пытку Искариота, которого бесконечно пожирает адское чудище.
Словно жало вонзилось в мою плоть. Человек в шляпе был тем самым человеком с ключом с кладбища, и он передал мне листок, чтобы напомнить о Сторкхаусе и о том, что этот дом был вечной пыткой для Иуды, которого вечно пожирает демон. Образ Иуды вдохновил Сторкха, живописателя Дантовых ужасов — все это было звеньями одной цепочки и скрепляло все в одно целое.
Я, похоже, понял главное — «дух» Сторкхауса давал объяснение. Он заговорил со мною, как и с Биллом Кокспуром, образами, почерпнутыми из моих воспоминаний.
В доме моего дядюшки Бена в Кенте властвовал полтергейст. Мы пригласили из Фландрии монаха, который изгнал духа. Его слова и пришли мне на память: «Несчастная душа, полная грехов и преступлений, которая из ужаса перед Вечностью и перед тем, как окунуться в нее, избрала себе пристанищем эти камни…».
Но кто-то то и дело шлет мне конверты, набитые прекрасными банковскими билетами?
ПОСЛЕДНИЕ КЕНТЕРБЕРИЙСКИЕ РАССКАЗЫ
Фантастический пролог
Памяти Чосера,
во славу Кота Мурра
ebooksa