В дело вмешалась толпа и с криками, что вершит правосудие, прикончила солдат и священнослужителей, освободила девушку и на руках унесла прочь.
Не знаю, что с ней сталось: впрочем, это меня не интересует.
Стоял жаркий июньский день, когда на площади Тайберн собирались отрубить голову малышу Уинтерсету.
Скажу откровенно — я недолюбливала Уинтерсета. Ибо худшего висельника не было в квартале между Кингстоном и Тауэр-хилл. Прибегнув в тот день к колдовству, я не собиралась наказывать палача, которому предстояло отрубить столь отвратительную голову.
Но, будучи не в силах справиться с игривым настроением — я пила из серебряного кубка свежий камденский эль и наслаждалась вкуснейшим паштетом из жирных куропаток. Кроме того, под моими окнами расположился шут по прозвищу Чокнутая Ворона и до колик в селезенке рассмешил меня.
Столь хорошо начатый день требовал достойного завершения.
Уинтерсет смело взошел на эшафот, стал на колени и широкий меч палача обрушился на его шею.
— Клинг! — звякнуло дрожащее лезвие, и голова покатилась по настилу эшафота.
Но в тот же момент палач и два его помощника испуганно вскрикнули — Уинтерсет стоял по-прежнему на коленях… с головой на плечах!!!
К счастью, присутствующий на казни судья отличался редким здравым смыслом.
— Колдовство! — рявкнул он и приказал. — У него вновь отросла голова! Палач, исполняйте долг! Прикончите эту гидру!
Меч просвистел вновь, и с колоды скатилась вторая голова.
— Кол… — заикнулся судья.
Больше из его глотки не вырвалось ни звука, ибо он испугался, увидев на шее Уинтерсета крепко сидящую голову.
— Клинг! — голова отскочила в третий раз.
Палач с помощниками и судья кубарем скатились по лестнице, а Уинтерсет встал с колен и сказал:
— Хватит!
Но я недолюбливала Уинтерсета и не стала вызывать дух фунарии, когда три часа спустя его заживо сожгли на костре, обильно полив маслом и варом.
Увы! Даже самая лучшая жизнь надоедает.
Однажды я заставила одного висельника с затянутой на шее петлей два часа подряд трубить в рог.
ebooksa