Я иду вперед, сгибаясь под тяжестью вязанок, пропитанных маслом и спиртом и присыпанных порохом.
И вдруг за впервые преодоленным поворотом я застываю. Три домика, вечные три домика спокойно горят желтым пламенем в спокойном воздухе. Словно сам огонь уважает их безмятежность, поскольку исполняет свой долг без шума и ярости. Я понимаю, что нахожусь на красной поляне пожара, уничтожающего город.
Я отступаю с тревогой в душе перед тайной, которая вот-вот умрет.
Молденштрассе рядом. Я замираю перед одной из дверец, которая с дрожью открыл несколько недель назад. Здесь я разожгу новый огонь.
Я в последний раз пробегаю по кухне, суровым кельям, по лестнице, которая вновь уходит в стену, и чувствуя, что все это стало мне привычным, почти родным.
— Что это?
На большом блюде, которое я неизменно находил каждый следующий поход, лежат исписанные листки.
Элегантный женский почерк.
Я хватаю свиток. Это будет мое последнее преступление в этом сумрачном переулке.
Демоны! Демоны! Демоны!
— На этом кончается французский манускрипт.
Последние слова, где упоминаются нечистые духи ночи, написаны поверх текста через все страницы — почерк угловатый, поспешный, свидетельствующий об отчаянии и ужасе.
Так должны писать те, кто на тонущем судне передает последнее прощай семье, которая, как они надеются, их переживет.
Это произошло в прошлом году в Гамбурге.
Санкт-Паули, Зиллертхал, ошеломительная Петерштрассе, Альтона и питейные заведения доставили мне мало удовольствия во время вчерашней и позавчерашней прогулки. Я бродил по старому городу, где носился запах свежего пива, приятный моему сердцу, ибо напоминал мне города, любимые еще с юношества. Там, на звучной, пустой улице я увидел имя антиквара «Локкманн Гоккель».
Я купил древнюю баварскую трубку с яркими миниатюрами. Торговец выглядел приветливым, и я спросил, известно ли ему имя Архипетр. У антиквара был серый землистый цвет лица, но в этот вечерний час оно побелело, выступив из полумрака, словно его осветило внутреннее пламя.
— Ар-хи-петр, — пробормотал он. — Господин, что вы сказали? Что вам известно?
У меня не было никаких причин скрывать тайну этой истории, найденной в грязном, ветреном месте.
Я рассказал ему все.
Мужчина зажег газовый рожок древней модели, его пламя засвистело и запрыгало.