На баррикаде остались лишь Гийом и Рике.
Внизу, унося раненых и оставляя десятка полтора убитых, отступали лучники. Валуа собирал офицеров и, бледный от ярости, вопил:
– Тысяча экю тому, кто убьет этих двух мерзавцев.
– Эй, Валуа, – прокричал Рике, – дай эту тысячу экю мне, и я умру со смеху!
Вокруг друзей засвистели стрелы.
– Спускаемся! – спокойно сказал Гийом. – До завтра тут все будет тихо. Забава закончилась.
Они спустились и направились к баррикаде улицы Убогих.
Но в этот момент, перекрывая все прочие шумы Двора чудес, поднялся невообразимый гул на улице Вольных Стрелков.
Гийом и Рике бросились туда: теснимые войсками Мариньи, бродяги обратились в беспорядочное бегство.
Бурраск и Рике ринулись вперед, крича:
– Идем на помощь! Смерть жандармам!
– Куда вы, друзья? – промолвил некто, внезапно вырастая перед ними.
То был Бигорн.
– Разве не видишь, что наши отступают?
– Ба! – сказал Бигорн, подмигнув. – Ну и пусть себе!..
Что же происходило на улице Вольных Стрелков? Туда Мариньи бросил свои основные силы, и не только потому, что там не было баррикад, но и потому, что через эту, более широкую улицу можно было провести массированное наступление. Первый министр лично командовал атакой. За первыми отрядами лучников, расположившимися так, чтобы идти один за другим, взобравшись на бочку напротив генштаба Мариньи, издали, восторженно стуча ногами, наблюдал за сражением король. Рядом с ним находился Валуа, который только что присоединился к Людовику, сообщив, что баррикада на улице Святого Спасителя оказалась неприступной. Вскоре подоспел и Шатийон, заявивший, что у баррикады на улице Убогих, которую также не удалось взять приступом, королевская армия потеряла пятьдесят бойцов.
– Неважно! – кричал Людовик. – Эти бродяги не знакомы с искусством войны. Видите: главный проход они оставили свободным, и сейчас мои храбрецы зададут им жару! Смерть Христова! И почему только я не могу сам…
– Сир, – промолвил Валуа, – сражаться против сборища нищих было бы недостойно Вашего Королевского Величества…
– Это так, мой дорогой дядюшка, но плевать я хотел на это величество!..
Людовик был искренен. Он бы с удовольствием в этот момент послал свою корону ко всем чертям; Мариньи и прочим сеньорам из королевской свиты с трудом удалось убедить его в том, что королю Франции не пристало сражаться против всякого сброда.