Он вошел в светлицу, где застал сенных девушек, сбившихся в кучу и о чем-то оживленно беседовавших шепотом. Увидев Семена Иоаникиевича и Антиповну, они бросились по своим местам и притихли. Хозяин прошел в следующую горницу.
— У какого окна она упала-то? — спросил Строганов.
— Вот у этого, батюшка, Семен Аникич, у этого…
Она указала окно, у которого обыкновенно в последнее время стояла Ксения Яковлевна. Семен Иоаникиевич посмотрел в это окно. Изба Ермака Тимофеевича с петухом на коньке бросилась ему в глаза. Он понял все.
«Она видела, как Ермак шел сюда и как возвращался отсюда. Она догадалась», — промелькнуло в его уме. Он молча пошел в опочивальню.
Ксения Яковлевна продолжала лежать без движения на постели. У ее ног на табурете сидела Домаша, печальная и в слезах. Она встала и низко поклонилась Семену Аникичу. Старик Строганов грузно опустился на табурет и несколько секунд пристально смотрел на лежавшую недвижимо племянницу.
— Пошли, Антиповна, кого ни на есть за Ермаком Тимофеевичем, — сказал он наконец с видимым усилием.
Антиповна вышла с быстротой, не свойственной ее летам. Семен Аникич остался с Домашей у постели больной.
— Чего это с ней? — шепотом спросил он девушку.
— Не ведаю, сама не ведаю…
— Ой ли…
Домаша густо покраснела.
— Выкладывай всю правду лучше, — так же шепотом, с оттенком строгости продолжал Строганов. — Ждала она ноне Ермака?
— Ждала…
— В окно смотрела?
— Смотрела…
— И видела, как он назад пошел?
— Видела.
— В ту минуту с ней и приключилось…
— В ту же минуту…