— Вызволи, батюшка свет наш Ермак Тимофеевич, — с воплем бросилась ему в ноги Антиповна.
Ермак быстро наклонился и поднял старуху.
— Что ты, что ты, Богу кланяйся, а не грязным людям, — сказал он. — Не сумлевайся, постараюся… Только вот что… Уйдите отсюда все, кроме Домны Семеновны, она может остаться… Чистая девушка… Отчитать ее надо, наговором…
Семен Иоаникиевич бросил на Ермака Тимофеевича недоумевающий взгляд, отошел от него и сел на табурет.
Антиповна также не двинулась с места.
Ермак Тимофеевич несколько минут молчал, затем подошел к старику Строганову, наклонился к его уху и сказал властным шепотом:
— Слушай, купец, коли ты позвал меня сюда, так делай, что я приказываю… А не то я уйду, и она умрет, не приходя в себя… Ты будешь ее убийцей, да и моим, потому что я не переживу ее смерти. Нож в сердце и шабаш, других без промаха прирезывал наповал, так себя-то сумею.
Лицо Ермака было страшно. На нем застыло выражение бесповоротной решимости. Семен Иоаникиевич взглянул на Ермака и быстро встал.
— Пойдем, Антиповна… — обратился он к няньке Ксении Яковлевны.
Та послушно последовала за ним. Домаша плотно затворила за ними дверь и отошла в дальний угол опочивальни. Ермак Тимофеевич положил обе руки на плечи лежавшей без чувств девушки, низко наклонился над ней и впился в ее губы горячим поцелуем.
Это произвело почти волшебное действие. На щеках девушки вдруг появился яркий румянец. Она открыла глаза и уже сама протянула ему губы.
— Милый, желанный!
Он поцеловал ее второй раз.
— Легче тебе, касаточка?
— Теперь хорошо! — потянулась она в сладкой истоме.
На висках Ермака Тимофеевича налились кровью жилы, губы дрожали, но он осилил свое волнение.
— Отчего ты ноне не пришел?
— Прознал все Семен Аникич.
— Ты сказал?
— Нет.