Они посмотрели друг на друга, заржали и вразвалочку отправились прочь.
Прораб смотрел им вслед с вытянутой от изумления физиономией, потом сглотнул и растерянно уставился на пострадавшего. Тому досталось дважды, непонятно, за что.
Он перевернулся на бок, чтобы не подавиться, приводил в порядок дыхание, со стоном привстал. Какой-то работяга помог ему подняться. На парне не было лица.
Прораб сбавил обороты, процедил что-то неласковое, сплюнул.
– Почему встали? – гаркнул он. – Работа кончилась? Всю ночь у меня будете пахать!
Бедный парень ковылял вглубь просеки. Товарищи по несчастью уводили его подальше с глаз начальства.
– Это журналист Лощанский, – сообщил Ратушенко, вытирая грязной пятерней вспотевшее лицо. – Писал для какого-то новостного издания, не помню названия. Газета не очень лояльная президенту, но большую крамолу не издавала, а то бы ее враз прикрыли. Претендовала на объективное освещение событий в стране и мире. Этот придурок приехал сюда, чтобы собрать разоблачительный материал про янтарную мафию. Прикинулся старателем. Так его быстро раскусили, по шее надавали и взашей выгнали. Он, дурак, снова сюда, только на другой прииск. Но здесь же не идиоты, вся информация, ориентировки, как у нормальной полиции. Снова поймали, по сусалам настучали и на дорогу выставили, пообещав, что в третий раз церемониться не будут. И что ты думаешь? Дури полная башка, да и разозлился малый. Он ночью полез со своей аппаратурой на охраняемую территорию, даже успел что-то снять, проинтервьюировать какого-то работягу. Поймали, избили и загнали сюда, трудиться на благо чужого дяди. В принципе, сам виноват. Его дважды предупреждали.
– Но разве в редакции не знают, где он? – осведомился Алексей. – Шум поднимут, докапываться начнут.
– Не поднимут, – отмахнулся Ратушенко. – И не начнут. Давно бы уже засуетились. Прижали хвост журналистам. Теперь они понимают, в какие дела можно соваться, а в какие не стоит. Человек без вести пропал, такое бывает. В жестокое время живем, повсюду террористы, враги государства. К тому же Лощанский работал на свой страх и риск, начальство не посвящал, куда поехал. Может, его в Донбассе прибили сепары или российские солдаты да зарыли где-нибудь? Алексей, сейчас элементарно просто избавиться от ненужного человека, надо лишь немного мозгами пошевелить. Ладно, давай работать, на нас уже посматривают.
До конца рабочего дня произошли еще два незначительных события.
Со стороны лагеря по раскисшей дороге подъехал джип. Пассажир покинул салон, осмотрелся с брезгливой миной. Господин Шаховский собственной персоной. Элегантный, в брутальном плаще и поблескивающих яловых сапогах. Видимо, специально надел по случаю слякотной погоды.
Засуетились охранники. Их бы воля – расстелили бы ковровую дорожку! Начальник поста кинулся докладывать, откозырял почти по-уставному, что-то зачастил.
Прораб тоже кинулся к боссу, начал что-то живописать. Он яростно жестикулировал, жаловался на нехватку всего на свете.
Шаховский выслушал подчиненных с поджатыми губами.
– А что вы хотите, пан прораб? Такие площади освоить – это вам не «Черный квадрат» нарисовать, – заявил он и отмахнулся, мол, сгинь.
Босс спустился с дороги в поле, направился к лесу, стараясь не ступать в грязь. Несколько минут стоял на краю участка, дымя черной сигариллой, наблюдал за работой. Он словно выискивал кого-то в гуще рабочих.
Шлыпень надрывал горло. Дескать, работать, черти! Он украдкой косился на начальство – оценит ли рвение?
Алексей опустил топор, сделал секундную передышку и вдруг поймал на себе пристальный взгляд Шаховского. Он не был трусом, но ему стало реально не по себе. Заныло под лопаткой. Шаховский смотрел на него исподлобья, предвзято, с каким-то дальним прицелом.
«Может, он что-то узнал про меня? – подумал арестант. – Не в интересах Былинского и компании афишировать мою истинную личность. Но разве у бывшего офицера СБУ нет иных возможностей? Если он узнает, кто я такой, то сгноит заживо».
Возможно, это была обычная паранойя. Или же Шаховский что-то подозревал, но не имел доказательств. Он развернулся, двинул прочь, обходя грязь, забрался в машину.