Гремучий ручей

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что же на самом деле, Шура? – Сердце холодело, а спина покрывалась испариной. Ольга боялась, что уже знает ответ.

– А на самом деле исчезали эти девочки. Словно и не было их, словно сквозь землю провалились.

– Всегда только девочки?

– Не знаю я. – Шурины губы побелели от напряжения, на шее проступили синие жилы. Она и сама не хотела знать, не хотела верить в то, что сейчас клещами тянула из нее Ольга. Но Ольга тянула, и ей приходилось открывать свою персональную дверку памяти. – Может, и другие какие были. Они, девочки эти, завсегда ко мне за обедами приходили.

– Для хозяев?

– Нет. Хозяева отдельно питаются. Там была простая еда: хлеб, каша, вода. Иногда молоко.

Ольга и сама вспомнила корзинку в руках у Лизы. Было это в тот день, когда она впервые увидела Гюнтера. Может, для него была корзинка? Она так и спросила, но Шура зло мотнула головой.

– Этот боров приходил ко мне на кухню, когда хотел, брал, что хотел, а жрал всегда у себя в сарае. Мне потом грязную посуду приходилось за ним прибирать.

– Так для кого была эта еда, Шура?

– Я не знаю. – Теперь она и сама старалась вспомнить, не сопротивлялась, а помогала. – Один раз видела, как Лизка шла с корзинкой куда-то вглубь парка. Куда-то к старой водонапорной башне.

– Здесь есть водонапорная башня?

– А как же! Все удобства! Чтоб им пусто было…

– И всегда по вечерам девочки забирали еду?

– Да. Я тогда еще подумала, чего это она по темноте-то шляется. Подумала, а потом… забыла. – Шура в изумлении посмотрела на Ольгу, сказала шепотом: – Как много я, однако, забываю.

– Ничего, – Ольга погладила ее по плечу. – Этот наш разговор ты тоже забудь. Никому не рассказывай, что я тебя расспрашивала. Особенно… змее.

Старуха ведь может попытаться прочесть и Шуру. Или уже прочла, раз у той память стала, как решето? Прочла и точно так же, как она сейчас, велела все забыть.

– А они худенькие такие, бледненькие… – сказала вдруг Шура жалобным голосом.

– Кто? Девочки?

– Поначалу-то веселые были, живые, а потом… словно подменили их. Я все жалела, откормить пыталась, совала кусочки повкуснее да побольше, а они не ели. Не брали ничего из моих рук. Потом-то я решила, что они тем и ужинают, что я им на вечер собираю. Ну, решила да и успокоилась. А что мне за всех думать нужно, да?! – В голосе Шуры проступили ее привычные сварливые нотки.

– Не нужно думать. – Ольга снова погладила ее по плечу. – Забудь этот разговор. Вот чаю лучше мне налей.