Ненадёжный признак

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я делаю это для собственного развлечения, — Наездник любовно поправил чёрную прядку, выбившуюся из лошадиной гривы. — Мне просто… как это нынче у вас называется? Мне просто «по приколу». Вы любите играть с машинками, а я люблю играть с вами. У вас иногда ломаются машинки, а у меня иногда ломаетесь вы. Но когда машинка сломалась, это только повод купить новую, не так ли?

У меня потемнело в глазах.

— Кристиан — не машинка, ты, бессердечная тварь!

Наездник ухмыльнулся краем пухлых детских губ и отступил на шаг. Лошадиная голова на жёрдочке, парившая рядом, качнулась за ним. Я вскочил, придерживая Томаса, который цеплялся за мою шею и плакал уже в голос. Леннарт, не снимая наушников, из которых доносился весёленький припев, чуть повернулся в нашу сторону. Он поднял свою диковинную камеру на уровень глаз и посмотрел на нас троих через видоискатель. Раздался щелчок. Я моргнул, ресницы мои сомкнулись на долю секунды, а когда я раскрыл глаза снова, Наездника в комнате не было.

Леннарт поднялся с пола и подошёл к нам. Нажав на небольшой рычажок, он достал из устройства небольшой кусочек картона и протянул его мне.

— Вот номо-имидж вашего инвиза, сэр Арчибальд. Больше он никогда не побеспокоит ни вас, ни вашу семью.

Я взял у него снимок. На нём красовался Наездник с той безмятежной улыбкой, с которой он приходил ко мне в моих кошмарах все эти долгие годы. Признаюсь, в тот момент я не до конца поверил словам Охотника. Но сегодня, когда прошло уже тринадцать лет с того дня, я думаю, что у рода Пренстонов появилась надежда.

Друг мой, теперь, когда вы знаете историю моей семьи, вы понимаете, почему я решил рассказать её вам. Меня весьма обеспокоило известие о том, что у малышки Мичико (сколько ей в этом году — девять?) начались проблемы в школе из-за её невидимого друга. Что, если это не просто фантазия маленькой девочки, а самый настоящий инвиз? Поразмыслив над этой ужасной возможностью, я решил взять на себя смелость вторгнуться в вашу частную жизнь с непрошеным советом. Мне кажется, вам было бы полезно проконсультироваться со специалистами компании «Nomokar Inc». Пусть они определят природу этого явления. Безвредный ли это воображаемый друг или коварное создание, способное навсегда разрушить вашу семью. Я хорошо понимаю, что, учитывая произошедшее в моём роду, мой совет может показаться вам излишней предосторожностью. Видимо, он таковой и является. Как говорится, ошпаренная кошка боится холодной воды. Но… Вам решать.

Искренне ваш, Арчибальд Пренстон Пренстон-холл, Шотландия февраль 2009

14. Синий Кролик, супергерой суперманги, мастерская в доме в Синдзюку, Токио

Мой мангака может нарисовать абсолютно всё. Солнечные отблески на изнанке моста через реку. Окно в поезде, простёганное дождевыми каплями. Гаснущую улыбку лисы, когда она только начинает сердиться. Да что там — улыбку, да что там — окно. Мой мангака может нарисовать даже скрежет зубов сушёной сардинки. Собственно говоря, именно его он сейчас и рисует. А я сижу у него на столе и смотрю, как он это делает. Это занятие мне никогда не надоест.

А ещё мой мангака нарисовал меня. Не верите? Между тем, это чистая правда. Я прекрасно помню, как мы оба тогда удивились. Сначала надо мной появились его глаза. Это было первое, что я увидел в своей жизни. Огромные, они смотрели внимательно сверху и были похожи на половинки двух чёрных лун. Почему-то меня совершено не беспокоило то, что чьи-то глаза так пристально меня рассматривают. Я и сам глядел в них, не отрываясь. Постепенно у меня возникло какое-то странное ощущение в правой нижней лапе. Её как будто покалывали иголкой. Я попытался посмотреть вниз, но всё вокруг было затянуто белым маревом, в котором невозможно было ничего разглядеть. Ощущение всё усиливалось, и наконец я весь, от лап до хвоста, как-то разом встопорщился, а белое марево вокруг вскипело, как молоко. Когда меня перестало потряхивать, я понял, что огромные глаза уже не единственное, что я могу различить. Я увидел небольшую комнату с окном, увидел фигуру человека, сидящего за столом, и увидел его лицо. Человек — мой мангака! — смотрел на меня с выражением, которое он частенько рисует на моей морде, когда я в очередной раз проваливаюсь в западню, подстроенную зловредным Корнелиусом. «Э-э?!» — вот что было написано на его лице, когда он обнаружил меня, сидящего около банки с тушью на его столе. В тот момент я тоже не очень хорошо представлял, что я за «Э-э?!» такое, поэтому на всякий случай пошевелил ушами — как можно благожелательнее. К слову сказать, шевелить ушами мне сразу понравилось.

С того памятного дня минуло четырнадцать лет и тринадцать книг про Синего Кролика — то есть, про меня. Мой мангака не прочь со мной поболтать, поэтому я знаю, что однажды он получил заказ на детективную мангу от культового альманаха «Флай!». Альманах выходит каждую неделю тиражом три миллиона экземпляров — нехилый такой тиражик, йо? — и рассчитан на детишек от десяти до пятнадцати, те ещё сорванцы. Мой мангака подписал стандартный контракт, по которому он каждую неделю должен был сдавать в редакцию тридцать листов манги. Тридцать альбомных листов детективных приключений, а ведь их не только нарисовать, их и сочинить сначала надо! Немудрено, что он всю голову сломал, придумывая своего главного героя, который не дал бы читателям заскучать — и в результате получился ушастый я, а со мною, смею вас заверить, соскучиться ещё никому не удавалось. Таким уж создал меня мой мангака.

Между прочим, я не сразу стал Синим. Это любопытная история, дайте-ка я её вам расскажу. Первая манга с моим участием называлась «Одноглазый Кролик и Посох Дождя». В ней я впервые встретился с Аптекарем Корнелиусом, который известен тем, что виртуозно тырит разные драгоценные вещицы, словно рисовые колобки с дощечки таскает. Аптекарем его прозвали, потому что когда он крадёт не для собственного удовольствия, а по заказу, то плату взимает золотыми брусочками, которые взвешивает на аптекарских весах. Уж не знаю, из каких глубин своей сложной личности мой мангака выудил этот персонаж, но я искренне рад, что Корнелиус остаётся нарисованным. Не представляю, что я стал бы делать, выберись этот прохвост в один злосчастный день из бумажной рамки. Мне и на бумаге с ним хватает хлопот.

В своей первой манге я гонялся за Корнелиусом, слямзившим у знаменитого фолк-музыканта его любимый инструмент. Если кто не знает, посох дождя, он же — дождевая флейта, это такой сушеный пустотелый кактус, внутри которого перекатываются мелкие камешки. Кому и зачем понадобилась заказывать Корнелиусу эту штуковину, я так и не понял, но накуролесили мы с ним на пару тогда знатно.

По традиции манга была нарисована чёрно-белой, но при печати чёрный цвет поменяли на синий — видимо, для разнообразия. И как-то так получилось, что, во-первых, я сразу всем понравился (ото-ж!), а во-вторых, меня стали называть не Одноглазым, а Синим Кроликом, что немного ближе к действительности. Не, ну правда. «Синий» мне нравится гораздо больше, чем «одноглазый», потому что с глазами у меня всё в порядке, просто правый я от греха подальше прикрываю чёрной повязкой. Неохота, знаете ли, без конца прозревать чужое прошлое, иногда хочется пожить и обычной кроличьей жизнью. Но эта моя способность здорово помогает в моей работе. Я ведь сыщик, я не говорил ещё? Так вот, когда я прихожу на место преступления — в музей, в фамильный особняк, в подвал банка, — я открываю свой правый глаз и при его рубиновом свете отчётливо вижу, кто тут был и что тут делал. Чаще всего выясняется, что наследил Корнелиус, но иногда попадается рыбёшка и помельче. А когда знаешь, как украли, найти того, кто украл, гораздо проще. А там и до украденного недалеко.

У меня раскрываемость стопроцентная! Кстати говоря, это страшно бесит Аптекаря Корнелиуса. Помните, я упомянул, что сейчас мой мангака рисует скрежет зубов сушёной сардинки? Про зубы сардинки обычно говорят, когда хотят описать бессильную злобу. Смотрите, как это выглядит на бумаге: кошачья морда Корнелиуса крупным планом, усы-пики торчат во все стороны, жёлтые, как у тигра, глаза сощурены, и его любимое ругательство, которое кроме него и выговорить-то никто не может — «Сальтофформаджжио!» — висит над его головой в текстовом облачке. Хе-хе. Что так расстраиваться, не понимаю. Ведь с самого начала было ясно, что я найду потыренное и верну законному владельцу. Я же Синий, прошу не забывать, Кролик. Некоторые мои поклонники даже зовут меня Супер Кроликом, но я, будучи Скромнягой Кроликом, согласиться с ними не могу, даже если знаю, что они абсолютно правы.

Н-да. Но что это я всё о себе. Я же собирался рассказать про своего мангаку. Я за него беспокоюсь. В последнее время он у меня мрачнее тучи, и боюсь, этот невесёлый период чересчур затянулся. А всё из-за его дочки, он дико по ней скучает. К тому же наступил июнь, самый грустный месяц в нашем доме. Четырнадцать лет назад, когда начался долгожданный сезон светлячков, а это обычно бывает в последние две недели июня, у моего мангаки случилось страшное несчастье. Его любимая жена умерла, оставив его вдвоём с маленькой дочкой. Мой мангака говорит, дочка с каждым годом становится всё более похожей на его жену, но вот и Мичико-тян уехала, а он остался один-одинёшенек в большом доме. А я… Ну что — я. Я, хоть и Самолучший Кролик, но всё же — скажем прямо — только невесть как оживший рисунок. Чаю со мной не попить, книжку не обсудить. Это я внутри себя весь такой разговорчивый, но вовне голос у меня так и не прорезался. Максимум, что я могу — это побарабанить лапами, пошевелить ушами да изобразить над своей головой облачко с коротенькой репликой. На таком общении далеко не уедешь, вот и захандрил мой мангака.

Хотя, если уж начистоту, то хорошими отношениями со своей единственной дочкой он похвастаться не может. Они разладились в тот год, когда он рисовал свою суперуспешную мангу «Синий Кролик и Деревянный Колокольчик» (еженедельная публикация во «Флай!», ваш покорный слуга на цветной обложке десятого номера и отдельное издание по окончании года). Причиной размолвки послужил белобрысый малец, который повсюду таскался за Мичико-тян, и которого никто, кроме самой Мичико-тян, не видел. Я — опять же не в счёт, кто меня спрашивает, что я вижу, а чего не вижу. А иногда спросить бы не мешало. Потому что я из тех, кто разглядев пятно на шкуре, может представить целого барса. Опять же — мой супер-глаз. Правда, в случае с дружочком Мичико-тян он оказался бесполезен, я ничего не смог разобрать даже в его рубиновом свете. Прошлое белобрысого было затянуто плотной серой дымкой, и это было очень странно. Обычно я без труда различаю прошлое вещей и всяких подозрительных личностей. Этот же как будто явился из ниоткуда, и прозревать было особо нечего.

Короче говоря, белобрысый мне не нравился. Мордашка у него была кавайная, но когда Мичико-тян от него отвлекалась, пацанчик начинал явно нервничать, а то и неприкрыто злиться. Он бесился, даже если она читала книгу или слушала музыку, а не играла с ним. Очевидно, он хотел, чтобы Мичико-тян принадлежала только ему. Полностью и целиком, вся от ушек до хвоста, даже если хвоста у неё, бедняжки, так и не выросло. Удивительно, как некоторые умеют фокусироваться исключительно на своей драгоценной особе. Так что я не сильно удивился, когда мой мангака начал беспокоиться.

Малышка Мичико была крайне привязана к белобрысому и практически не расставалась с ним. Да и как с таким расстанешься, если он всё время рядом. Ни родителей у него, ни знакомых, в школу он не ходит, в отпуск не уезжает. Так и свихнуться недолго. Вот, скажем, я. Я своего мангаку не преследую. Проявляюсь у него на столе, только если он начинает меня рисовать. В остальное время меня не видно и не слышно, вот такой я Стеснительный Кролик. На моё счастье, мой мангака рисует меня часто. Он работает в своей мастерской с утра до вечера, а за работой частенько со мной разговаривает. Помню, однажды Мичико-тян спросила его, с кем это он беседует, если в мастерской никого нет. А он такой — как же нет, а Синий Кролик, вон сидит около стакана с карандашами. Ах, удивилась Мичико-тян, так у тебя тоже есть невидимый друг, вроде моего? Мой мангака даже не нашёлся, что ей сказать на это, и со мной целую неделю не разговаривал. Потом, конечно, снова начал. Сложно избавляться от старых привычек.