Ненадёжный признак

— Ладно, неважно… Рад тебя видеть, сестричка, — он слабо улыбнулся. — Только… Что-то мне не по себе… Я немножко посплю, и потом ты мне всё расскажешь, хорошо?

На его лбу выступила испарина, и он снова закрыл глаза.

Я подошёл к кровати.

— Придержи ему голову.

Кайса помогла мне взять Олли на руки. Он, не открывая глаз, зашипел сквозь зубы от боли. Ну, двухсот фунтов, может, и не будет, но что-то около того. Под визг скрипучих половиц я вынес его из дома и положил на носилки, пристегнул страховочными ремнями. Выглядел он скверно, при дневном свете его бледность была пугающей. Кайса опустилась на колени рядом с братом и что-то тихо ему говорила, но думаю, она понимала, что он вряд ли что-то слышит. Пусть отдохнут ещё пару минут, и нам пора выдвигаться.

— Я знала, что ты вернёшься, — сказал кто-то сзади низким певучим голосом.

Я резко обернулся, и в глаза мне будто огнём полыхнуло. Две рыжеволосые женщины в длинных платьях — одна постарше, другая помоложе — стояли поодаль и пристально смотрели на меня. Одну из них я помнил, это была жена Олли, которую я видел здесь в прошлый раз, и которую, как выяснилось, звали Нотт. Вторую я раньше не встречал, но она улыбнулась мне вполне дружелюбно. Из-за спины Нотт с опаской выглядывала другая моя давешняя знакомая — забавная крошка с рыжими пушистыми волосами. Её младшая сестричка, тоже рыженькая, сидела у матери на закорках и, приоткрыв рот от удивления, рассматривала меня из-за материного плеча. Я заговорщицки подмигнул своей знакомой, она застеснялась и снова спряталась за мать.

— Я вернёшься, — не стал спорить я, — а вот где есть потеряться ты, Нотт?

Но тут вся рыжегривая компания резко потеряла ко мне интерес: они заметили Олли, лежащего на земле. Нотт опустила дочку на землю и все четверо быстро подошли к носилкам. Услышав мой вопрос, Кайса замерла.

— Она здесь, да? Ты с ней разговариваешь? — спросила она по-английски.

— Да. Подожди, сахарочек, я разберусь, — сказал я, не сводя глаз с лица женщины, гладящей своего мужа по щеке.

В прошлый раз я видел её мельком и издалека. Сейчас я мог разглядеть её внимательнее и был слегка разочарован. Кайса все уши мне прожужжала, какие хюльдры раскрасавицы, и что именно красотой они завлекают мужчин в свои колдовские сети. Между тем жена Олли красоткой не была. Пышные рыжие волосы, пожалуй, были её единственным козырем. Лицо же было невыразительное и чересчур, на мой вкус, остроносое. Увидишь такую в толпе и через секунду забудешь. Уж не знаю, может, пять лет назад она и была красавицей, а потом её подкосила семейная жизнь? Такое случается даже у милашек с титулом «Мисс Такой-то-Штат-Такого-то-Года». Одно могу сказать точно: если она была такой же невзрачной и раньше, то вряд ли рассчитывала на свою внешность при поисках мужа. Конечно, можно по уши влюбиться в некрасивую девчонку, но сперва придётся разглядеть в ней что-то особенное. Что такого нашёл в ней Олли, чтобы бросить всё и уйти жить с ней в лес, мог объяснить, наверное, только он сам. Как говорится, красота в глазах смотрящего.

— Скажи ей, что мы сейчас уходим. И забираем с собой моего брата, — звенящим голосом произнесла Кайса, не замечая Нотт, которая находилась практически вплотную к ней.

— Может, сразу скажешь это по-норвежски, а я только повторю?

Кайса кивнула и повторила свои слова по-норвежски, но мне не пришлось передавать их Нотт. Она прекрасно видела и слышала Кайсу.

— Мой муж останется со мной, — отрезала она.

— У-у, — протянул я скучным голосом, — тогда мы иметь небольшая проблема.

— Она не хочет его отпускать? — голос Кайсы звучал подчёркнуто спокойно. — А где она сейчас?

— Прямо напротив тебя, сахарочек.

Рыжая девушка, такая же остроносая, как и Нотт, не обращала внимания на наши разговоры. Она внимательно осматривала Олли. Склонившись над ним, она послушала его дыхание, зачем-то прикоснулась к мочкам его ушей, изучила тень от ресниц и синие круги под его глазами, потом покачала головой сокрушённо. Нотт схватила подругу за руку и требовательно её о чём-то спросила, а та отвела глаза и опять покачала головой, на этот раз — явно отрицательно. Они переговаривались быстро, и я не понял ни слова из их разговора, но было ясно: дело дрянь. Дети жались к отцу, старшая девочка теребила замок страховочного ремня, пытаясь его расстегнуть, и с беспокойством оглядывалась на меня. Наверное, для неё я был плохим парнем, который связал её отца и хочет утащить его к себе — куда там плохие парни утаскивают беспомощных больных отцов.