Забытое время

Надо что-то сделать, но она не знала что и не знала уже, где тут правда, а где нет, а потом она услышала голос — собственный голос, — который сказал:

— Томми?

Не хотела смотреть. Не хотела видеть. Наверху сидит не Томми. Дениз знала, что это не Томми. Она слышала и не слышала. Томми умер, а это другой мальчик.

Но она все равно ухватилась за деревянную ступеньку, вбитую в древесную кору, и долезла до самого люка, и втиснула в него свое длинное тело.

Мальчик не походил на ее сына. Маленький белый мальчик, даже в ночи волосы золотые, как с картинки из каталога универмага «Дж. К. Пенни». Ничего общего с ее милым мальчиком, у которого светло-коричневая кожа, что будто светится изнутри, и улыбка, от которой напополам разбивается сердце. Ничего общего с ее потерянным сыном.

На деревянной платформе сидел другой ребенок, и Чарли гладил его по спине.

Этот ребенок поднял глаза на Дениз. Весь исцарапанный, на щеке грязь, и кровь, и слезы, будто он выполз из самых недр ада.

— Ой, деточка. — Дениз потянулась к нему, и он вскочил, и бросился к ней, и всем телом прижался так крепко, что она ахнула и привалилась к стволу, и ей в хребет вдавилась кора, шершавая, твердая и настоящая.

Дениз не знала, есть ли где-то внутри этого мальчика ее Томми. Не понимала, как это может быть. Вполне вероятно, что в смятении она честно ошибается, выдает отчаянную мечту за действительность. Но она узнала его по глазам — у нее были такие же глаза: он — один из потерянных, он — один из ее детей.

Глава тридцать четвертая

Пол проснулся. Вокруг темно. Его как будто вычистили изнутри. Чист. Отрубился, видимо. Он лежал навзничь на сосновой хвое и смотрел сквозь деревья в ночное небо. Ночь ясная. На него смотрели звезды. И их был целый рой. Звезды Полу всегда нравились. Не давили на него, не судили. Просто смотрели. Да ерунда все это — вот что говорили звезды. Что бы там ни было — всё ерунда.

Шевелиться неохота. Хрен знает, что с ним будет, если отвести взгляд от неба.

Люди идут. Кто-то ломится через кусты. Темноту прорезают фонарики. Люди идут по лесу. Как в кино, только в кино были бы собаки. В кино Пол бежал бы, тяжело дыша. А Пол не бежит. Лежит себе спокойненько лицом в небо.

— Это что там?

— Я вроде что-то вижу!

Человечьи голоса и истошный игрушечный визг из раций.

— Тут что-то есть.

Никакое не «что-то», подумал Пол. Кто-то.

Надо бы, наверное, побежать. Уже пора. Малец как-то умудрился прознать, и рассказал им, и теперь за Полом пришли. Но тело только глубже врастало в сосновую хвою и землю.

Пол вспоминал тот день. 14 июня. И понимал, что так оттуда и не ушел, так и жил в этом дне, слушал крики мальчика со дна колодца.