Познавший правила

— Само собой.

— Сейчас я вас выведу отсюда. И из их поселения. Отправляйтесь в лагерь на лечение.

Повернувшись к провожатым, я указал на своих разведчиков, а потом похлопал себя по нагруднику и по мечу, подняв брови. Мои телодвижения либо не поняли, либо предпочли сделать вид, что не поняли. Настроение у меня и так было паршивым, поэтому я совсем разозлился и накрыл обоих сангари воздушной волной, впечатав в стену. Из помещения рядом со входом выскочил третий с выпученными глазами, что-то вопя.

— Шрам, ты что творишь? — прошипела Пятнашка.

Я повернулся к новенькому. Показал на своих разведчиков, похлопал себя по доспеху и оружию и поманил рукой. Этот оказался парнем догадливым. Он резво подбежал к своему соратнику, забрал ключи и открыл соседнюю комнату. Пока мои разведчики одевались, наш провожатый успел встать и теперь злобно таращился на меня. Взгляд его обещал мне тысячи кар и океан боли. Терпел я это недолго, а потом посмотрел на него упор, указал на него, сложил пальцы в кулак, оттопырив только средний и указательный, и показал на глаза. Потом указал на себя, потом снова на провожатого и на его глаза, а потом красноречиво показал, как выдавлю ему буркалы.

Провожатый понял и теперь старался смотреть в землю. Из посёлка моих разведчиков отпускать не хотели. Стражники на воротах мялись, что-то лопотали и указывали на здание с куполом. Наш провожатый молчал, скрывая злорадную ухмылку. Закончилось всё очередным пятнашкиным «Шрам, ты сдурел?!» — и приложенным о стену стражником. Когда мои разведчики надёжно скрылись в лесу, по направлению к лагерю, я с удовлетворением отвернулся и ткнул провожатого. Тот сначала сделал вид, что ничего не понимает — и не знает, что мне от него нужно. Однако я посмотрел на него с такой красноречивой жалостью, что нас молча повели в здание с куполом.

Здание служило сразу двум целям. Во-первых, это была библиотека, заполненная теми самыми сангарскими томами с золотыми страницами. Они лежали на многочисленных стеллажах — как по всей площади здания, так и на галереях второго и третьего этажа. Во-вторых, это был, видимо, некий зал собраний, в центре которого сейчас сидели воины и мудрецы, общаясь с Ксаргом, Соксоном, эрой Заной и Скасом. А если быть совсем точным, то сейчас все слушали одного из охранников ворот, который наверняка жаловался на меня.

— Шрам, ты в курсе, что тебя обвиняют в чём-то? — поинтересовался Ксарг, посмеиваясь, когда я и Пятнашка пристроились рядом на скамье.

— Догадываюсь, — ответил я, стараясь сохранять невозмутимый вид.

— И что тебя так расстроило? — строго спросила эра Зана.

— Больше всего меня расстроило, что они пытали моих людей. И это уже после наших договорённостей в лагере! — ответил я. — А потом на это уже наложилось то, что им отказались отдавать доспехи и выпускать из посёлка.

Ган’ваори дослушал претензии стражника, потом выслушал жалобы проводника — а потом посмотрел на меня. Он разразился длинной речью про то, что я, такой нехороший человек, веду себя не как гость — а как какой-то дикарь. И что не будь я ааори, которого и пальцем трогать не моги — отправился бы сейчас в тюрьму. Я в ответ спросил, почему ааори пальцем трогать нельзя, если они ночью сразу четверых кулаками трогали — и ничего? Ган’ваори смутился, что-то спросил у своих, потом уточнил у меня через бледного как полотно переводчика (тоже, небось, кулачками махал!) — точно ли пленники были ааори? Получил ответ, что да, совершенно точно — и принялся выговаривать и нашему проводнику, и переводчику, и ещё паре человек.

— Ругается, грозит и требует какого-то очищения совести! — шепнул мне Ксарг. — Но ты мне больше дипломатию-то не ломай.

— Я постараюсь, мастер, — серьёзно пообещал я.

Я только сейчас осознал, что снова поддался приступу ярости и плохому настроению, которые преследовали меня в Диких Землях. Ещё один камешек на весы моего изменения. Думать об этом было страшно, но спорить с очевидным, которое я старался несколько лет не замечать, становилось всё сложнее и сложнее. «Надо держаться. Надо бороться с этим!» — приказал я себе, глянув на насупившуюся Пятнашку.

Когда Ган’ваори перестал чихвостить своих, разговор возобновился на том месте, на котором его прервало моё появление. Вкратце Ксарг успел нашептать мне начало рассказа. А рассказывали нам историю посёлка сангари на этом острове. Жили здесь потомки пассажиров одного из сангарских кораблей, что вышли из порта Сенмани на север, увозя жителей гибнущей Империи. К тому моменту изменение и Дикие Земли поглотили их дом на восточном побережье. На севере Прилив захлёстывал города, и нетронутыми оставались только столица, Аэ’Сар-тери и несколько городов на побережье.

Транспорты выходили каждый день, а в порту грузились новые. Стараясь спасти свою жизнь и свои знания, сангари покидали порт, уходя по Тропе под руководством лучших из лучших мудрецов. Корабль предков жителей Ве-ин’анар пробыл в пути всего три дня. Их род был небогат и не обладал достаточным влиянием — и вышли они одними из последних. И почти сразу корабль попал в шторм и был выброшен на берег острова. Несколько других сангарских судов проплыли мимо, так и не оказав им помощь.

В первые месяцы после крушения они пытались спустить корабль на воду своими силами. Вырубили половину леса на острове, но так и не смогли заставить судно плыть. Корабль лежал на севере, на каменистой мели, а надежды на то, что удастся снова отправиться в плавание — стремительно таяли. В эти месяцы погибло немало людей. Прилив накрыл последние земли сангари, и многие твари добирались сюда, убивая беженцев.

Они защищались как могли, отступали вглубь острова, несли потери. Почти не осталось мудрецов, владевших достаточными знаниями, чтобы вести корабль дальше. Погибла и команда. Нежить от непогребённых тел расплодилась и заполнила клочок суши. И тогда отчаявшиеся беженцы решили занять оборону. Несколько крупных отрядов пробились к кораблю на лодках и смогли обеспечить доставку стройматериалов в посёлок. Была построена стена и Храм Знаний, в то время как сами беженцы жили в шалашах.

Камни закончились, да и запасы еды, доставленные с корабля — тоже подходили к концу. Достать новые брусья илирманов можно было лишь из конструкции корабля. Поселенцы, которых осталось около пяти тысяч, столкнулись с угрозой голодной смерти. Появились первые рыбаки, пытавшиеся на свой страх и риск ловить рыбу. Но всё заканчивается рано или поздно — и страшный Прилив подошёл к концу. Новых нашествий не последовало, и у беженцев появилось время приступить к очистке острова и постройке домов.