составляют всю задачу разума, который поэтому может доставить только прагматические
законы свободного поведения для достижения целей, данных нам чувственностью, и, следовательно, не может доставить [здесь] чистых законов, определяемых совершенно a priori. Чистые же практические законы, цель которых дается разумом совершенно a priori и
которые предписываются не эмпирически обусловленно, а безусловно, были бы продуктом
чистого разума. Таковы моральные законы; стало быть, только эти законы относятся к
практическому применению чистого разума и для них возможен канон.
Итак, все снаряжение разума при разработке того, что можно назвать чистой философией, в самом деле направлено только на упомянутые три проблемы. А эти проблемы в свою
очередь имеют более отдаленную цель, именно [определение того], что должно делать, если
воля свободна, если существует Бог и если есть загробный мир. Так как это касается нашего
поведения по отношению к высшей цели, то конечной целью мудро пекущейся от нас
природы при устройстве нашего разума служит, собственно, лишь моральное. Однако, обращая внимание на предмет, чуждый трансцендентальной философии *, мы должны быть
осмотрительными, чтобы не затеряться в частностях и не нарушить единства системы и, с
другой стороны, не сказать об этих новых предметах слишком мало и не оставить ничего
неясным или неубедительным. Того и другого я надеюсь избежать тем, что буду как можно
ближе держаться трансцендентального и оставлю совершенно в стороне то, что здесь могло
бы быть психологическим, т. е. эмпирическим.
Глава 20
Здесь следует прежде всего заметить, что теперь я буду пользоваться понятием свободы
только в практическом значении, а понятие свободы в трансцендентальном смысле, которое
не может предполагаться эмпирически как основание для объяснения явлений и само
составляет проблему для разума, оставлю здесь в стороне как рассмотренное уже выше.