– Боцман, погружаться на глубину 40 метров с дифферентом 3 градуса на нос!
– Скорость по лагу?
– Доклад глубины через 5 метров!
– Глубина 40 метров. Режим тишины. Слушать в отсеках!
В ушах зазвенело от внезапной тишины. Мы под водой. Мы – подводники и мы на своей работе. Это вам не в небе где-нибудь. И не под землей. Мы теперь единое с Мировым Океаном. Дифферентуемся по плавучести. У меня в роду три офицера-подводника. Четвертый – тесть. Значит я – пятый. И все проходили это. Вот это. Уважение к забортному пространству. И детский захлеб души. И ощущение возмужания. На борту не бывает лишних. У каждого в Мировом Океане свое место, своя роль, своя обязанность прожить ее честно. А если ты в роду – пятый, то всё в пять раз ответственней.
– Отсек осмотрен, замечаний нет! – ору что есть мочи в загоревшуюся лампочку "каштана".
А в голове уже шипит горячий осколок реальности. Интересно, в какой форме будет разбор полетов? Партийное бюро корабля? Или отдадут на откуп партячейке боевой части? Свои бы мужики от замполита отбили, факт, но тут столь высокое присутствие. Ладно, что гадать, увидим. Зачем-то второй раз бреюсь перед дверным зеркалом в своей двухместной каюте. Нижняя койка моя, Штарька верхняя. Мягкий коврик, полка с книгами, шкафчик, кондиционер, часы "командирские", электробритва "Харьков". В сейфе – журналы боевой подготовки, накопившаяся заначка, бутылка шила, недописанная со Штарьковым и Витькой Климиным партия преферанса, кассеты Высоцкого…
Да, не пехота мы, не пехота. Вот бы поднимать сейчас взвод в атаку на безымянную высоту. И принять пулю на вздохе… И, глядишь, над открытой братской могилой простили бы нам с Лёхой наш проступок боевые товарищи. Нет, фантастика. Малодушная попытка ухода от реальности. Уж будь, что будет. Как нас учили? Подводник – это готовность встретить смерть в любую минуту. Да-да, вот было же на первом году моей службы, когда сто десятикилограммовый Шура Волков рухнул на меня вместе с сорвавшейся с упоров верхней койкой. Вот этой самой, теперь штарьковской. Просто не знаю, что меня спасло тогда от теоретически неизбежного летального исхода. Ангел хранитель не иначе. Есть, есть он у каждого подводника. Вот только где он сейчас? Наверное, не я один у него, где-то моего коллегу выручает из беды, разрывается между нами.
Еще вспомнил смертельный случай, чуть не булькнули тогда под гладь Баренцева моря. После стрельбы всплыли, отдраили верхний люк, командир Горбунов со старпомом на мостике курят, весело обсуждают удачные стрельбы. – Выход наверх разрешен по десять человек. – А что так низко сидим? Вахтенный механик, поддуй нос, волна накрывает. Что?! Мы не продуты!! Мда… Профессионалы поймут ту гамму чувств, что охватила центральный пост атомохода. Малейшее неточное движение боцмана на горизонтальных рулях и… всё. Всем сразу – всё. Всплыть всплыли, а ЦГБ не продули. Висим на одних рулях. Кажется невероятным, но так было. Шепнул же Ангел тогда вовремя. Ну а заклинки рулей глубины на погружение? Это вообще отдельная тема. Метры и секунды отделяют от небытия. Холодный пот и волосы дыбом. Вся жизнь перед глазами. Там вообще от экипажа уже ничего не зависело. Уходили и уходили вниз, уже далеко в красном секторе глубиномера, куда совсем нельзя, где чревато разрушением корпуса. И тоже ведь Бог не оставил.
А теперь похоже выпутываться нам с Лёхой своими силами. Отсечные часы неумолимо отстукивают секунды.
И вдруг…!
– "Аварийная тревога! Поступление забортной воды в третий отсек! Сорван пролетный кингстон водоотливной магистрали"
Ого, это серьёзно! И в соседнем отсеке. Поясню, сорван пролетный кингстон, это… короче это дыра 280 мм в забортное пространство. При открытом клапане вентиляции осушительной магистрали хватит секунд 20-ти, чтобы затопить весь 3-й, он же центральный. С понятными последствиями.
– Загерметизировать отсек!
– ИСЗ в положение "наготове"!
– Аварийно-спасательные средства к кормовой переборке!
Кто это так безумно орет? Ах, я. Ну-ну, дальше.
– Установить связь со смежными отсеками! Приготовиться аварийной партии для разведки аварийного отсека!
Мой отсек отлично отработан. Десятки команд летают по замкнутому объему, все репетуются исполнителями. Каждый знает свои действия до автоматизма. Не зря столько тренировок. И в темноте, и с дымшашками. Во оно, легко в бою. Я в них уверен, в этих людях. Все мелькают и ни одного лишнего движения. В отсечную какофонию то и дело врываются команды центрального поста. Во всём строгий смысл и целесообразность.
– Второй! Управление средними рулями на местный пост!