Потому как полный абсурд. Того, кто служил до тебя, знаешь только со слов ветеранов, да и то лишь по фамилии. И не увидишься никогда. И отголоски преждеслужившего иногда лупят тебя материально, по карману. А ты не можешь понять за что. Вроде ни при чем. Да ладно, дебри это непролазные, джунгли, этот прием должности. Пусть мозг отдохнет, а реальность расставит все по местам.
Тогда же с доком порнуху немецкую смотрели. Сначала док попросил, чтоб я ему сюжет не рассказывал: смотреть не интересно будет. Я пообещал. Твердо.
Док уверенно говорил:
– Этого, насколько я смыслю в медицине, быть не может, ну не может она так сделать, а вот ведь! Вот, вот, асфиксия! Ну вот, сейчас! Не наступила? Странно… Дышит, и не только…
А потом, грустно:
– Как же мало мы, доктора, об анатомии человека знаем, и о его возможностях…
А ведь прав был.
Как бы я жив остался, асфиксия, до сих пор не знаю, что это такое, ети ее, если на подведении итогов года вице-адмирал, начальник тыла флота, сорок три раза называл фамилии командира и меня? Нужны не нервы – канаты. И незаурядная анатомическая крепость. Железная. Особенно сзади. Командир части принял должность после ВМА дней пять назад, я – только сегодня из ВПА, с вокзала, ничего не принимал. И начпо час назад сказал, что на эту часть он разнарядку на замполита-академика не заказывал. Отправил на совещание, чтоб я под ногами не путался. И семья еще на вокзале.
И вообще, что я на этом флоте и на этом подведении итогов делаю? Я кто или никто? А может, на Камчатку махнуть, или сразу в запас? Театр абсурда какой-то! Сволочь начпо, нарочно подставил! Сесть-встать, сесть-встать…
– Только не возражай, и в глаза не смотри, – тихо шептал в сторону кэп (мой или еще не мой?), стараясь не шевелить губами и дергая меня за тужурку, когда мы синхронно вставали. Танцы вприсядку какие-то. Он вырос до кэпа в Балтийске, и знал здесь всех.
Уйти, что ли? Куда? Да и как? Тем более, фамилию мою ежеминутно называют. Как не встать? Я ж офицер.
На Тихоокеанском флоте замов, специалистов 1 класса по СПС и с допуском к ЯБП так не унижали. Когда вице-адмирал закончил доклад и спросил, у кого
есть вопросы, я (умный, каптри, после академии, злой: семья на вокзале ждет, не назначенный вроде еще никуда) не удержался и попросил объяснить, как же часть до такого состояния довели? Этакий любопытный посторонний. Любознательный.
После этого вставал уже в одиночку еще 22 раза. Два притопа, три прихлопа, 22 прохлопа. Командир сочувствовал молча. Меня запомнили. И назначили. Тяжело мне будет.
А что за часть?
В моей новой части есть огромная теплица. Прежний командир в ожидании ухода в запас научил весь личный состав делать «лягушку» из тетрадного листа (такой объемный ромбик, пасть открывается-закрывается) и ловить пчелок. Их выпускали в теплицу для опыления огурцов. Таких огурцов по три кило я не видел и у дедушки в кубанском колхозе. Трогательно… Войсковая часть юных натуралистов! У каждого офицера штук по пять-семь «лягушек» на столах лежало…
Квартиры на часть 20 лет не дают. Офицеры-мичманы в основном углы снимают. Другие живут в немецких домах, в поселке, 53 года без ремонта…
В железнодорожном взводе матросы курят коноплю. Не заняты. А что, ни одного рабочего мотовоза, железная дорога еще немецкая, 1933 года постройки. 20 километров (!) ЗИПа, шпал с рельсами, шпалы тоже металлические, прежний командир школьникам отдал. Пионеры металлолом собирали и сдавали, среди них и дите командирское…
Коноплю изъял. Спалил за штабом, два полных целлофановых кулька. Ох, и воняло, ох, и дымило! Жаль, шпалы не вернешь…
На клубы дыма – видать, запах донесло, иначе не объяснишь, прибыл особист. Познакомились. Тоже каптри, но заносчивый.
ebooksa