HOMO Navicus, человек флота. Часть вторая

22
18
20
22
24
26
28
30

00.00. Сделал «испанский воротник гитаристу-годку, Бердиеву, кажется, в фамилии не уверен, но близко, который дергал струны гитары в стиле потяни кота за яйца, это когда гитара одевается на голову, красивое деревянное жабо. Выковыриваться очень тяжело – занозы.

Рявкнул: «Отбой». Спасибо, гадом не запустили. Учту.

03.00. Лег спать, убедившись, что экипаж отошел ко сну. Дверь в каюту закрыл. Прибьют на фиг.

05.20. Разбужен стуком в дверь ногами: появился командир. Он прибыл вчера, увидел развал, отчаялся и убыл по делам. Познакомились. Нас уже двое.

05.50. Случайно отловили полупьяного мичмана, шаги услышали в коридоре. Оказался наш, из мотористов, спать шел.

06.00. Подняли экипаж. С ним, болезным, застращав, отправили народ на умывание, на скудный завтрак и на лодку. Что в ремонте без механика делать? Пусть спят, спокойнее…

Планируем первоочередное. Баню организовать вечером надо. Одеть. Узнать, с кем служим. Отыскать по гадюшникам. И главное: где механик?

К обеду прибыл из отпуска старпом. Сообщил, наконец-то, фамилии офицеров и мичманов. Нас уже трое. Планируем дальше.

12.30. Дверь без стука открылась. Вошли капдва, толстый такой, глазки блестят, и усатый каплей с газетным свертком. Прошли к столу, который стоял в каюте. Молча. Командир каптри, старпом каплей, я старлей, целых две недели уже с третьей звездочкой, до сих пор на погон глаза скашиваю. Мы встали – старший по званию вошел. Следили за их перемещениями по каюте и тоже молчали. Каплей разложил газету на столе и начал резать селедку, которую принес завернутой в эту же газету. Капдва вытащил из необъятных карманов консервы «Севрюга в томатном соусе». Мы сглотнули: такого не ели никогда. Капдва попросил командира открыть сейф.

Кэп побледнел и спросил: «А вы кто?»

Капдва, развалившись на стуле, ответил, что он старший среди заводских экипажей. И не секреты ему из сейфа нужны, а спирт. В других экипажах уже нет, они с Серегой выпили. И кивнул на каплея. Тот икнул в ответ, закончил с селедкой и начал открывать консервы с севрюгой.

Кэп вздохнул облегченно и обреченно открыл сейф. Три литра, НЗ. Выпили по первой. Ах, эта севрюга! О, этот божественный запах. А вкус! М-м-м! На довольствие никто еще встать не успел. Повторили. Хлеб был, хоть и черствый.

Старпом оттопыривал мизинец, когда ел из банки тетрадным листиком, свернутым наподобие ложки. Интеллигент…

Закрепили. Теперь селедка. В животе тепло, на душе весело!

Серега уже пел «Ой, мороз, мороз…». Красиво… Уходить не хотелось. А надо.

Что было дальше – не знаю, отлили мне две бутылки из банки НЗшной для дела, оставил компанию.

17.00. Уехал в соседний поселок искать экипаж. Кабаки были только там. Пришел в милицию, объяснил все, поставил две бутылки шила, дали уазик, участкового и отправили по притонам. У мента были все адреса гарнизонных дам, от ВПП до рублевых. Список на трех листах.

* * *

Какое некрасивое оно, «дно».

Дверь нам открыл мальчик лет восьми. «Простите, я делаю уроки. А мама спит. Вы за дядей? Только маму, пожалуйста, не будите, ладно, дяденьки?» А глаза голубые, чистые, с верой в людей и нас, отличник, наверное. А в комнате, на полу, голая и пьяная мать спит, окурок к спине прилип, лицом в ковер, а мужик, тоже голый, на стиральной машине, ноги здесь, вниз, руки здесь, вниз, жопа по центру и вверх, мертвый в хлам. Проверил документы. Фу, слава богу, не наш.

Вот тогда за мальчика этого я некоторых и любить начал… Марксо-ленинская вам не нравится? Святые вы мои… Иноки-страстотерпцы-онанисты-себялюбцы… Будет вам марксо-ленинская. И университет М-Л будет… Все будет…