Операция «РЫ», и другие приключения капитана дальнего плавания Гурова

22
18
20
22
24
26
28
30

– И чтоб морская болезнь высосала все твои оставшиеся мозги! – проорал Одинцов, отрывая какие-то веревки, свисающие с поручней трапа и передавая их старпому. – Сопли на трапе? Старпом, иди работать!

– Понял! Согласен! Удаляюсь! – сдался старпом и рванул вверх по трапу, показывая всем, кто смотрел сверху судна – о кей по капразу – типа наш человек.

– Иван Иваныч! – обратился Одинцов к Гурову. – Корабль к бою и походу не готов!

– Судно., - робко поправил Гуров.

– Вот именно! Судно к смотру не готово, капитан! Даю два дня! Через два дня, мы решим, кто тут останется рулить, и кто пойдет в море зарабатывать по нашим ставкам, которые больше, чем в пароходстве. Иван Иваныч Гуров скажет, кто из руководства пойдет на дно! Вольно! Разойдись!

– Так их, капраз! Так его! – тихо проговорил Гуров, когда они садились в машину. – Теперь я верю, что ты всех сможешь построить.

– Мореманы, блин! – ответил капраз, удобно усаживаясь на заднее сиденье дорогого «Мерседеса» и откидыая подлокотник-бар. – Страх потеряли!

– Единственное., - заметил Гуров, усаживаясь рядом и доставая из бара графин с коричневой жидкостью крепостью сосрок градусов.

– Что единственное? – спросил Одинцов тоном, не терпящим возражений.

– У нас, в отличие от военного флота, не принято ежедневно поднимать флаг с построением экипажа.

– Будете поднимать! – безапелляционно произнес капраз, опрокидывая в рот рюмку коньяка.

Пан капитан мельком глянул на капраза, “принял на грудь” и уже был склонен поверить, что так оно и будет. Они будут поднимать флаг при построении экипажа, свободного от вахты. А на причале остался оторопевший капитан судна. После небольшой паузы, связанной с осмыслением произошедшего, он бросился собственноручно срывать с трапа старые ошметки, на которых ещё можно было различить название судна. Потом, на трапе появился старпом, и можно было представить, что он услыхал в свой адрес по поводу и без повода. До проходной ремонтного завода, где уже который месяц без всякого ремонта стояло судно со счастливым и известным только полиглоту начпару названием «макариос», ещё долго доносился его командный рык и упреки в адрес матерей старпома и его правой руки – боцмана: “. вашу мать! Мать! Мать!” Досталось и механику: “Механик?!.. Я тебе покажу «здра-авия желаю!”

Корабль ожил. Тут же нашлась и краска, и новые матики, и многое другое. Все, наконец, поняли, что на данном предприятии рыбной промышленности наступает капитализм – окончательно и бесповоротно. А потом, ближе к вечеру, на домашний телефон Гуровых вновь посыпались звонки. Аврора брала трубку и, подобно секретарше, подробно опрашивала звонившего о цели его переговоров, после чего, приглашала пана капитана. После памятной встречи на причале судоремонтного завода, с разных пароходств названивали старые друзья, просившие не убирать капитана БАТМа, потому что он и такой и сякой производственник, что он осознал и уже накрывает стол. Таким образом, пан капитан становился значимой фигурой. Но был звонок и с польской стороны, от Данека.

– Привет, Аврорка! Как вы там поживаете?

– Тебе Ивана? – вместо «здрасьте и досвиданья» проговорила уставшая от телефонных звонков супруга Гурова.

– Ты уже и поздороваться не хочешь со старым другом? – обиделся Данек.

– Ой, извини, – опомнилась Аврора. – Задолбали звонками! Все чего-то просят и просят. Как будто здесь отдел кадров?

– Что просят, то? – «под-дурочка» спросил Данек.

– Понятное дело, что – должности просят на пароходах. И днем и вечером одно и то же. Достали уже!

– А что у вас уже и пароходы есть?