– Ещё раз, извини, Колян. Этого нюанса я не учел. Я не прав.
Одинцов окончательно разжал руки, и Гуров уселся в кресло, из которого минутой раньше был извлечен.
– Нервы стали сдавать, – заметил пан капитан. – Я думаю, надо развеяться. Давай, куда-нибудь сходим. А мазут найдем. С учетом собственных продаж рыбы на экспорт, можно и у оффшорки купить – своей или чужой, без разницы. Эту проблему, я беру на себя.
В рыбалке есть ещё много нюансов. Обещаю, за рюмочкой чая открыть все секреты.
Бизнесмены отправились в новый пивной ресторан на Литовском валу, откуда Гурову доставляли пиво «Редюит». Ресторан также назывался «Редюит» от французского redoute – опорный пункт, убежище прямоугольной формы, подготовленное к круговой обороне. от жён мореманов. Как всегда, мореманы пили и говорили много, а ели мало. Поэтому и развезло их под закрытие заведения. Теперь сложно сказать, поделился с Одинцовым пан капитан своими секретами или нет. Здесь, как у Владимира Высоцкого: «. помню только, что стены с обоями.»
Загулявшие посетители, выходившие из ресторана, лицезрели картину «без обоев». Они видели двух теток, лихо раздающих налево и направо многоэтажные матюги и оплеухи, которые доставались, судя по отдельным ответным репликам, двум морякам и происходило все это безобразие в четвертом часу ночи при загрузке их бренных тел, как у Михаила Боярского, в «зеленоглазое такси», притормозившее, аккурат у «Редюита». Раздача пряников и слонов происходила в индивидуальном порядке, как только мореманы добрались каждый до своей обители. К этому времени, они проживали по соседству уже в других, не совдеповских квартирах. Теперь, как положено, у них были большие прихожие и кухни, залы с каминами и застекленные лоджии. Одинцов наконец обзавелся собственной каютой, куда он запирался всякий раз, когда хотел уединиться. Он и уединился, в смысле – закрылся, как только супруга пропустила его в прихожую.
– Открой, плавающее дерьмо! – закричала военно-морская Натали, дергая бронзовую дверную ручку. – Я хочу с тобой серьезно поговорить!
– Дай побыть одному! Должен же я сос-р-э-дото-чэца! Отпрянь!
– Ну, пыль реакторная! Только выйди! Я те устрою радиацию! А всё этот пропойца Гуров! Раньше ты таким не был.
– Раньше и пить было не на что. Радуйся, дуреха! А то всё пилишь, пилишь, пилишь, пилишь, пи.
Капраз, не выполнив своего супружеского долга, уронил голову на стол и уснул. Дом располагался на углу одной из центральных улиц и старые трамваи, издавая во время поворота свой типичный скрипящий звук, и выбивая своими железными рогами искру, освещали вспышками каюту Одинцова. Свет был выключен и в лучах этой катавасии звуков и вспышек, как бы из небытия, важно выплывали парусники ручной работы, модели боевых кораблей с открытыми ракетными ангарами, военные самолеты многих стран мира, пикировавшие на всякого сюда вошедшего, а также разного рода штурвалы, колокола громкого боя и прочие, просто стоящие на полках или прикрепленные на стенах, предметы морского обихода. Капразу конечно же было еще далековато до коллекции пана капитана, но его кают-компания наращивалась, пополняясь разными безделушками. Было в ней и то, что никогда не появится в кают-компании Гурова. Это было то, что составляло гордость всей капразовской коллекции. Конечно, это были подводные лодки разных проектов – от многоцелевых до стратегических, сделанные из черного эбонита. Всякий раз, когда Одинцова навещали приятели и спрашивали об этих моделях подводных лодок, в его глазах появлялся живой огонек, и он начинал подробно, а иногда и дотошно рассказывать о деталях субмарин и прелестях подводной службы, перечисляя все известные и малоизвестные проекты подводных лодок, фамилии командиров и командующих флотами, вышедших из бывших командиров.
– Вы что-нибудь слыхали про подводный атомоход «К-162» шестьсот шестьдесят первого проекта? Не слыхали? Вот его моделька стоит – длинненькая такая. Я вам такое скажу, ух. Этой лодке принадлежит мировой рекорд подводной скорости – сорок четыре и семь десятых узла! Шумность в центральном посту доходила до ста децибелов – почти как в самолете. На циркуляции, возникало гидродинамическое сопротивление, приводящее к деформации внешнего, так называемого у подводников «легкого» корпуса подводной лодки. Как следствие, на скорости под водой было вырвано всё, вплоть до рубочных дверей. Дела.
Одинцова только затронь. Он и не такое расскажет. Но на следующее утро основным рассказчиком был не он, а Гуров. Дело касалось нового бизнеса, где Одинцов не блистал. Вернее, он его совсем не знал. Но именно ему предстояло написать технико-экономическое обоснование рыбалки для английского банка, да еще и перевести на английский язык. Он ведь директор и обязан это сделать. Так, во время последнего телефонного разговора, попросил его и Ричард:
– Иван – хороший рыбак, поверь мне Никалз, но бумаги за него, всегда делал кто-то другой. Много не пиши – два, три листа. Но чтобы всё было ясно и понятно. Он тебе поможет.
– Ну, давай, рассказывай, – начал Одинцов выспрашивать пана капитана, наливая по рюмке «опохмелюноса», чтобы немного ожить после вчерашнего, – как тебя Аврора вчерась, матюгами обложила.
– А твоя, – заржал Гуров, – всё тебя гладила, гладила. электроутюгом. Ты в зеркало-то посмотрись.
Одинцов тут же взглянул в зеркало и ужаснулся. Через всё лицо пролег рубец, и ему было непонятно, откуда он взялся такой огромный и когда исчезнет?
– Похоже, что ты не выполнил свой ночной до-о-олг? – продолжал хохотать Гуров.
– А ты откуда знаешь? Как всегда, подглядывал в бинокль со своего третьего этажа на мой второй, сволочь этакая?
– Делать мне больше нечего – подглядывать? У тебя на лице – след от циркуля, что лежит у тебя в каюте на столе.