Серая радуга

Бедный рыцарь пошатнулся.

— Но тогда… как вы… вы же останетесь такой? Ведь избавить вас суждено не ему, а истинному Оплоту!

Лори кивнула.

— Неужели вы хотите остаться с этой вашей… «слепой магией»… такой, какая вы сейчас?

Лори наклонилась опять и выцарапала коротко: «Для него я жива». И сделала жест, который обозначал: ей этого достаточно.

Гиацинт наконец выкинул розы. Очередной порыв ветра смешно взъерошил его волосы.

— А что же делать мне? — тихо и как-то испуганно спросил он. — Нарекательница сказала, что у меня судьба: спасти вас и Одонар однажды… Разве вы не верите в судьбу?

Лори ничего не ответила и ничего не написала. Эта судьба уже отчебучила с богиней очень странную шутку, когда однажды из кустов сирени вылетел и растянулся посреди дорожки человек из иного мира.

И как Светлоликая, бывшая когда-то неотделимой от любви, в это чувство она верила гораздо больше.

Гиацинт выдохнул и кое-как овладел собой. Всё же его готовили к сражениям, и дух он укреплял не зря.

— Значит, я буду вас ждать, — почти с ожесточением сказал он. — Я не просил у Нарекательницы должность Оплота, я не подстраивал знамения, и не я отыскал Кровавую Печать, и это всё не могло случиться просто так! Не я здесь лишний! Он лишний! И если он такой умный, как о нем говорят шепталы на Ярмарке — он сам понимает это. И значит, рано или поздно — он уйдет, чтобы дать вам свободу от него и от вашей магии. Потому что эта самая судьба, которую я с удовольствием проклял бы, — она выбрала меня, а не его вашей парой! И Макс Февраль знает это, потому сейчас рядом с вами стою я, а не он. Потому что…

Совсем близко в булыжник дорожки ударила молния. Ураганный порыв ветра толкнул молодого рыцаря в грудь. Лори обернулась рывком, и он заметил, как по ее щеке скатывается одинокая слеза, скользит по щеке кусочком хрусталя и падает на дорожку.

Капли дождя упали на землю, второй порыв ветра заставил пригнуться кусты сирени. Гиацинт наконец вспомнил, с кем говорил и как говорил, проклял себя раз триста и забормотал довольно жалко, не представляя, что делать:

— Госпожа… вы… я наболтал… но это всё чушь… это ничего, что его нет тут, это не поэтому… Вот же права моя матушка: таких дурных мальчишек еще не видела Целестия… пожалуйста, госпожа Лорелея…

Он поднял голову в небо и окаменел от ужаса: радуги Целестии не было видно среди туч. Так ему показалось в первую секунду, а потом он понял, что радуга на положенном месте, но вся, от первой до последней полосы — серого цвета. Разных оттенков серого цвета, словно из неё выпили краски.

— Это… это вы так?! — прошептал бедный тинторель, на Лорелею он смотрел с суеверным ужасом. Но и она с таким же ужасом смотрела то на него, то на серую радугу в небесах и отчаянно мотала головой, заламывала руки, будто хотела оправдаться… Гиацинт перешагнул страх, подошел совсем близко и перехватил ее ладони в свои и торопливо зашептал:

— Ничего, это все ничего, это же наверняка можно исправить… вы только не бойтесь, вы это не со зла сделали…

Лори ничего не желала слушать. Она зажмурилась, отчаянно вздрагивала и только снова и снова испуганно качала головой, будто говоря: «Это ведь не я, конечно, не я…»

Двери артефактория распахнулись с грохотом, который был слышен даже в саду. Голос Вонды, надтреснутый и очень громкий, раскатился по окрестностям:

— Жив! Жив и при полной мощи! Опоздали, соколики!