Гром гремит дважды,

— Думаешь о своей подруге?

Яню убрала губку, намочила и подняла повыше. Медленно сжала. Струйки воды потекли по запястью, заползли под рукав белоснежного халата.

— Нет, — честно сказал я.

— И правильно. — Губка вернулась на прежнее место, заскользила вверх-вниз. — Она ничего не потеряет. О, прости. — Яню, не прекращая медленных движений, взяла другой рукой картонный стаканчик, притаившийся за лампой. — Ты проспал приём лекарства.

Картонный стаканчик приблизился к моему лицу. Я, сжав губы, мотнул головой:

— Нет… Пусть побудет у тебя.

Стаканчик вернулся на стул.

— Да, совсем забыла. У тебя ведь с болью особые отношения, да?

— Именно так.

— Интересно узнать, какие.

— Хочешь узнать?

— Очень хочу.

— Какая же ты любознательная…

Яню бросила губку в таз. Её руки медленно поднялись и расстегнули первую пуговичку халата, спустились ко второй.

— Любопытство свойственно людям, — сказала Яню.

Я следил за её руками и слушал удары крови у себя в висках. Белая ткань отступала, освобождая из заточения смуглую кожу, стройное тело, ничем больше не защищённое от моего жадного взгляда.

Покончив с пуговицами, Яню повела плечами, халат начал соскальзывать.

— Не надо, — вырвалось у меня.

— Что случилось? — приподняла бровь Яню.

— Ничего. Пусть… пусть будет.