Время? Что за чушь, ещё оставалось не меньше получаса! Я метнул взгляд на часы и обнаружил, что час действительно закончился. Я уснул и сам не заметил? Совсем хорошо. Буду продолжать в таком духе — однажды не проснусь.
— Время, — повторил воспитатель.
— Да, понял. — Я стащил своё чуть живое тело с табурета и выключил плиту. Зевнул и пошёл к выходу.
Никто меня не остановил, никто не сказал ни слова. Я прошёл через столовую, даже не заметив, есть ли там кто. Кажется, народ толпился. Плевать.
Я поднялся по лестнице, прошёл по галерее, ввалился в свою спальню. Тао не было. Тем лучше. Не придётся отвечать на дурацкие вопросы. Стоять и ждать, пока все, кому надо, продегустируют мою героическую попытку изменить свою судьбу, у меня сил не было.
Может быть, в следующий раз получится лучше. У меня будет месяц на тренировки. За месяц можно зайца научить спички зажигать, уж что-нибудь и у меня получится.
С этой мыслью я отрубился. На этот раз — вполне осознанно. Отследил миг, когда мысли начали путаться, полетели круговертью. Хорошо… Унесите и меня отсюда, куда-нибудь подальше, как можно дальше…
Жёлтый дракон выплыл из тьмы. Я — падал, а он — летел. И не было больше никого, ничего, кроме нас двоих. Дракон разинул огромную пасть.
«Ты хочешь вспомнить?»
Боль вгрызлась в тело, я стиснул зубы, чтобы сдержать крик. Они не услышат моего крика. Никогда.
«Скоро ты вспомнишь».
— Ты знал?
Я лежу в постели… Нет, не в постели — в больничной койке. Не могу пошевелиться, не могу говорить. Могу только смотреть и моргать. Блондинка, которая показывает мне фотографии — та самая, с которой мы вошли в тот дом. Только как будто немного моложе.
Смотрю на фотографии. Похоже на фотографии с места преступления. Все предметы, представляющие интерес, аккуратно отмечены табличками с номерами. Мой взгляд скользит по глянцевой фотобумаге. Древние книги, переплетённые в кожу, лежат на старинном столе. На стенах, на полу — письмена на непонятных языках, фигуры, символы.
— Он — чернокнижник. Причём, давно. Ты знал, Лей?
Я моргаю один раз — да. Я знал.
— Если кто-то ещё спросит — ты ничего не знал, понял? — Блондинка наклоняется ближе, говорит тише. — Сейчас всё трясёт, погоны летят, людей сажают. Пытаются подать всё так, будто это — удачная операция ОВР. К тебе придут. Пообещай мне, что ничего не скажешь!
Я думаю. Есть ли смысл врать? Врать ей? Врать им? Врать себе? Выберусь ли я когда-нибудь из этой палаты? И если да, то смогу ли ходить? Разговаривать?
— Лей?
Посмотрев ей в глаза, я моргнул один раз. Блондинка улыбнулась, кивнула: