— Только потому, что вы плохо себя чувствуете! Иначе…
— Я знаю, знаю, говори уже.
— Бульон! — палец Алены ткнул в кружку, мадам пришлось зажмуриться и сделать крохотный глоток. Лишь теперь сердце компаньонки оттаяло, и она соизволила начать свой рассказ:
— Хочу сразу предупредить, что я к этому не имею никакого отношения. Мою еду ели все в этом доме, и я в том числе. И ваша собака, кстати. Это вы уже, наверное, где-то на стороне кофе выпили. Знаю я эту вашу привычку.
— С твоих слов выходит, что это не был яд?
— Нет. Никакого яда, — подтвердила русская. — Обычная испорченная еда. Даже ваш следователь уехал разочарованный. Это же надо! Он ожидал, что моя мадам умрет и у него в деле появится новый труп! Его мысли были написаны у него на лбу! Хам и грубиян! Полное отсутствие сочувствия!
— Угу…
Эрнестина Вольф задумалась о чем-то своем, пока Алена перелистывала канал за каналом, потом помощница остановилась на какой-то мыльной опере, но француженка этого уже не увидела, хоть и смотрела прямо на экран. Она не заметила также, что выпила весь бульон без остатка и съела оба тоста, пока боролась в своей голове с новыми соображениями и мысленно беседовала сама с собой.
Разумеется. Это же так очевидно! Что за глупая версия? Кто бы посмел ее отравить? Эх, какая жалость, что в кофейне столь прекрасная выпечка оказалась совершенно несъедобной. Хотя на вкус она была вполне ничего, а вот качество оставляло желать лучшего. Глупейшее и весьма несвоевременное совпадение. Какая жалость, что потерян еще один день! Отдавая компаньонке пустую кружку, мадам Вольф без надежды на положительный ответ, поинтересовалась:
— Это все? В остальном никаких новостей?
— Какие еще новости, мадам? Чего вы хотите от меня? Чтобы за время, пока вы спали, перебили весь дом? Никаких новостей!
Женщина вырвала посудину из руки хозяйки, забрала блюдечко со столика и уже сделав несколько шагов к выходу, все-таки обернулась и безразличным голосом сообщила.
— Вас приходила проведать женщина с первого этажа. Запамятовала, как ее зовут. Все спрашивала, что с вами случилось. Но вскоре она тоже убежала. Как спасатели и следователь. С ее супругом что-то там произошло, его как раз увезли на скорой…
Глава 12
Выспавшись накануне, мадам Эрнестина поднялась ни свет ни заря. Полностью приведя себя в надлежащий вид, приняв душ, нанеся на лицо косметику, уложив седые волосы и даже выбрав наряд на день еще до рассвета, француженка не вытерпела томительного ожидания, когда же весь дом и мир вместе с ним проснется, схватила маленькую Кикки и покинула квартиру номер четыре. Подружки вышли на улицу, тихонько прикрыв тяжелую красную дверь за собой.
Неугомонная дама поежилась. Этим утром старый европейский город утонул в вязком тумане. Он начинался на уровне первых этажей пряничных домиков, а ближе к третьим уже полностью скрывал строения и жизнь вместе с ними в жирной серой пелене. Туман не только стирал из видимости все вокруг, но и приглушал все звуки — в городе стояла умиротворяющая тишина, где-то над головами леди и ее собачки лишь лениво кричали чайки.
Вольф только было понадеялась на то, что удастся спокойно прогуляться, подумать о расследовании, прикинуть одну, другую версию, как вдруг непроглядная серость выплюнула в их сторону мужскую фигуру. Рядом с этой фигурой шла небольшая, но длинная тень, которая падала от собаки самой меланхоличной породы в мире. Мужчина и его пес быстро приблизились к француженке.
— Не спится? — спросил он.
Сегодня вчерашний знакомый выглядел еще более элегантно. Костюм шоколадного оттенка и голубая рубашка под ним. Его ноги, ступавшие по отшлифованным временем камням, были обуты в дорогие кожаные ботинки. А эти его седые волосы, уложенные волосок к волоску, буквально приковывали восторженный взгляд новой знакомой.
— Не только мне, как я посмотрю, — улыбнулась мадам, поправив несуществующую складку на своем вязанном платье в пол. Из-за утренней прохлады, на плечи она накинула шерстяной кардиган. Что платье, что накидка были бледно-розового цвета. На шее женщины был повязан синий с белым шелковый платок. Француженка приобрела его на неделе моды, за четыреста тридцать евро, кажется. — Доброе утро.