И на женщину обрушилась последняя, беспросветная тьма.
Тьма, в которой царит Великая Черная Мать, безжалостная богиня Кали…
25 апреля 1864 года.
Вот уже несколько дней я не успевал вести свои записи.
За эти дни положение нашего маленького отряда значительно осложнилось. Однако обо всем по порядку.
На следующую ночь после исчезновения первого носильщика пропали еще двое. Как и в первый раз, поклажа их осталась на месте. Как и в первый раз, поблизости от лагеря не было замечено следов тигров или других опасных хищников. Все путешественники терялись в догадках относительно этого происшествия, но для моего отца оно стало причиной большой проблемы: он попытался разделить поклажу пропавших носильщиков между остальными, но груз был чересчур велик, и носильщики не смогли его поднять.
Помощь подоспела с неожиданной стороны.
Предводитель танцоров домми, высокий старик с темно-желтыми глазами, подошел к моему отцу, весьма почтительно поклонился ему и сказал, что он и его люди готовы нести часть поклажи в благодарность за то, что мы приняли их в караван и предоставили им защиту вооруженных людей.
Отец горячо поблагодарил благородного старика и с радостью принял его предложение. Танцоры разобрали поклажу, и караван двинулся вперед.
Правда, капитан Литтел был немало удивлен предложением танцоров. Он сказал моему отцу, что у местных жителей кастовые предрассудки чрезвычайно сильны и для касты танцоров выполнять работу носильщиков – немыслимый позор.
– Должно быть, – ответил отец, – местные предрассудки постепенно отступают перед светом английской цивилизации. Недаром мы уже много лет несем в эти дикие места прогресс и просвещение!
Капитан Литтел недоверчиво покачал головой и вернулся в голову колонны.
За это же время случилось еще одно событие, скорее забавное.
Та молодая танцовщица, чей танец мне понравился и которой я подарил золотой соверен, стала проявлять ко мне несомненные знаки внимания.
Она то и дело бросала на меня томные взгляды своих прекрасных глаз, подходила ко мне на привале и старалась держаться как можно ближе во время переходов. Время от времени она срывала какой-нибудь экзотический цветок и подносила мне, а один раз угостила меня каким-то местным фруктом. Кстати, он оказался очень вкусен. Некоторое время она была чем-то занята, а затем подошла ко мне с преогромной гирляндой, сплетенной из удивительно красивых цветов, и с жаркими непонятными словами надела эту гирлянду мне на шею.
Поначалу такие ухаживания немало забавляли меня, но затем начали изрядно раздражать, особенно после того, как спутники начали дразнить меня, а очаровательную туземку стали называть не иначе, как моей невестой.
Надо сказать, что предводитель танцоров, судя по всему – ее отец, был чрезвычайно недоволен таким поведением дочери. Он то и дело отчитывал ее грубым голосом, а как-то раз ударил по лицу. Я хотел было вступиться за девушку, но потом посчитал, что это неудобно и что дело это исключительно семейное.
Положение усугублялось тем, что юная прелестница не только не знала ни слова по-английски, но не могла порядочно объясняться и на классическом хинди, на каком мы общались с сипаями. Она владела только собственным наречием.
Не знаю, как бы развивались события, но третьего дня, когда мы остановились на ночевку, юная танцовщица пробралась в мою палатку и воскликнула, сверкая глазами:
– Молодой сагиб и Арунья – одна судьба!