Фенест. О, это просто всякие мелкие памфлеты, что надавал мне Буррон.
Эне. Он был весьма достойным человеком; некогда я принимал его здесь у себя с такой же радостью, как и дворянина, который оказывает мне честь своим посещением нынче.
Фенест. Ну так читайте, вот вам четыре из них.
Эне. Посмотрим этот.
Фенест. Он принадлежит перу одного сеньора, который завел в Шартре любовницу, но содержал ее скупо, ни деньгами, ни нарядами не баловал; супруга его, проезжая через Шартр, вздумала приодеть эту девицу во все новое. Тогда Монсеньор, узнав о такой прихоти своей половины, сочинил следующий стишок:
Меня супруга удивила:Сумевши ревность победить,Мою любовницу решилаНарядами она снабдить.Ответить должен той же мерой,Коль я учтивейший супруг.Но для парижских кавалеровСыщу ли столько ткани вдруг?!Эне. Прелестно! Ну а этот?
Фенест. В этом намеренно изменено родство[378], так как речь идет об одном из самых любезных принцев и самой очаровательной принцессе, какие жили когда-либо при дворе:
Пекись о ближнем день и ночь!Племянника бранила теткаЗа то, что он до карт охоч.Юнец же отвечал ей кротко:«Я картам положу конец,Коль вы – конец иным забавам».А та ему: «Какой подлец!Играй же в них себе на славу!»Эне. Остроумно сложено; но, кажется, вы припрятали еще три стишка?
Фенест. О, прячу-то я всего один: если его найдут у меня в Париже, не миновать мне петли; лучше уж покажу вам эти два. В первом изменено имя, впрочем, сложен он точно так же:
Надуть супругу Женевьер[379]Решил на собственный манер,Завел девицу – вот каков! –И в этом вся его заслуга,Когда с полсотнею дружковСпозналась резвая супруга.Эне. Теперь поглядим второй.
Фенест. Он посвящен Бугуэну[380]; я как раз собираюсь нынче у него заночевать. Это старинный анекдот о кюре Фраларе, который помер не то от скорбей, не то от забот. Читайте:
Здесь спит кюре Фралар злосчастный,Кого Бугуэн, сеньор всевластный,Гонял, что твоего осла.Зимой – тащи дрова из лесу,В жару кухарь, ну а уж мессуСлужи, окончив те дела.Эне. Поверьте, сударь, стишок отнюдь не глуп; коли вы опасаетесь везти в Париж все эти бумажки, что зажали в кулаке, оставьте-ка их лучше здесь, у меня; мы не так боимся виселицы, как те, кто живет по соседству с Телячьей площадью[381].
Фенест. Тут у меня нашлись еще стишки, они вполне безобидны; вот, держите все их скопом. Этот сложен о монахе из Майезе, который, будучи болен при смерти, спрятал меж ног мешочек с пистолями, обещая подарить их своему исповеднику; тот, сделав свое дело, ухватился и стал вытаскивать мошну, а вытащил-то – ха-ха! – всего лишь мошонку! Читайте:
Монах, что тяжко занемог,Призвал на исповедь собратаИ посулил тому, что платаВ мешке, мешок же – между ног.Полез приятель за мошной,Но вытащил предмет иной.ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
О графе Делорме
Фенест. Что ж, коли вы так добиваетесь этих стишков, я вам все их оставлю, но только читайте, когда я буду далеко, – не дай Бог, ежели здесь, при мне, обнаружат ту шутку про господина маршала[382]; ведь он милостиво поручил мне преважное и конфиденциальное дело, для чего я должен буду вернуться сюда и присутствовать при отплытии.
Эне. Не смогу ли я быть вам полезным, коли уж вы оказались здесь?
Фенест. Как знать... Ну да ладно, расскажу вам, в чем дело, но только умоляю: храните все в секрете!
Эне. Того же и.вам хочу пожелать.
Фенест. Итак, перед отъездом из Парижа встретил я одного знакомого кавалера, который предложил королю огромные богатства, чтобы помочь ему расплатиться с большей частью долгов, выручить множество принцев и их приближенных, а самого короля сделать повелителем морей на горе англичанам, фламандцам и испанцам. Человек этот был послан генералом Стинксом[383] и восемью другими всем известными пиратами, которые сперва собирались вручить два миллиона золотом королю английскому, с тем чтобы он позволил им снарядить экспедицию на их собственные средства и под английском флагом завоевать Перу, но ихний король[384] (я говорю «ихний», поскольку большая часть этих людей – англичане) не пожелал войти с ними в сделку ни под каким видом; тогда они подняли якорь и отплыли с острова Уайт[385], возгласив, что пускай, мол, король английский остается повелителем своей страны, они же станут хозяевами морей. Затем они то же самое предлагали Голландским Штатам, испанскому королю, венецианцам и герцогу флорентийскому, но все эти чересчур щепетильные особы поопасались взять на душу грех прощения убийц и грабителей; в особенности же отвратило их то, что пираты продали неверным пятьдесят тысяч христиан. Все государственные советники этих стран открещивались от сей затеи, да и у нас, по правде сказать, старейшины Государственного совета поначалу выступили против. Но самые ловкие, к примеру Манго[386], Барбен[387], да еще господин Маршал с супругою, все же обстряпали это дельце, выхлопотали этому человеку охранную грамоту, прощение всех прошлых преступлений и надежные договора, так что и сам он, и все его товарищи теперь могут безбоязненно пребывать во Франции до самого отплытия из устьев рек Морбиан[388] или Маран[389].