Мы слышали, что в связи с этим назначением упоминается имя мистера Слоупа. Мистер Слоуп в настоящее время капеллан епископа. Трудно было бы сделать лучший выбор. Это человек одаренный, молодой, деятельный и хорошо знакомый с делами собора; кроме того, по нашему глубокому убеждению, это истинно благочестивый священнослужитель. Мы знаем, как высоко ценятся его заслуги в Барчестере. Это красноречивый проповедник и зрелый ученый. Такой выбор может только внушить публике доверие к современной системе церковных назначений и убедить ее, что отныне церковные должности перестали быть приятными синекурами для одряхлевших клерикальных сибаритов”.
Стоя у пюпитра в барчестерской читальне, мистер Слоуп изучал эту статью с большим удовлетворением. То, что в ней говорилось о богадельне, оставило его довольно равнодушным. Он, конечно, был рад, что ему не удалось вернуть этот пост отцу мерзкой бабы, чья наглость потрясла его и возмутила до глубины души. И этим он был доволен. Но получил назначение кандидат миссис Прауди. И этим он был недоволен. Однако теперь его дух воспарял высоко над миссис Болд и над миссис Прауди. Он достаточно изучил тактические приемы “Юпитера” и знал, что соль статьи будет заключена в последнем абзаце. А это почетное место было отведено ему — и было таким почетным, как он только мог пожелать. Он испытывал жаркую благодарность к своему другу мистеру Тауэрсу и рисовал в мечтах тот день, когда по-княжески угостит его за своим обильным столом в резиденции настоятеля.
Мистеру Слоупу очень повезло, что доктор Трефойл скончался осенью. Сотрудники “Юпитера”, эти поставщики нашей утренней духовной пищи, весь этот месяц лишь с трудом изыскивали необходимые количества подходящего провианта. В Америке не предстояли выборы нового президента, ни в Джорджии, ни где-нибудь еще в поездах не разыгрывались ошеломляющие трагедии. Чувствовалась нехватка лопнувших банков, и скончавшийся настоятель вкупе со своим преемником был для мистера Тауэрса манной небесной. Если бы доктор Трефойл умер в июне, мистер Тауэре, пожалуй, был бы менее осведомлен о благочестии мистера Слоупа.
И тут мы на время оставим мистера Слоупа его триумфу, упомянув, однако, что не все владевшие им чувства подходили триумфатору. Его терзал отказ вдовы, а вернее, форма, в которую был облечен этот отказ. Все эти дни его щека начинала гореть, стоило ему вспомнить о том, что произошло. Когда он шел по барчестерским улицам, мысленно разговаривая с собой, он не мог удержаться от язвящих поношений по адресу Элинор. И, молясь, он был не в силах простить ей. Вся его душа восставала против таких попыток и исполнялась не прощением, а удвоенной злобой: он принимался размышлять о тяжести нанесенного ему оскорбления, и слова молитвы на его устах утрачивали смысл.
А синьора? Чего бы он не дал, чтобы возненавидеть и ее! Но он по-прежнему обожал даже кушетку, на которой она всегда покоилась. Вот почему мистер Слоуп не пребывал на Эмпиреях, несмотря на то, что надежды его, казалось, были близки к осуществлению.
ГЛАВА XLIV
Миссис Болд у себя дома
Бедная миссис Болд, вернувшись из Уллаторна, чувствовала себя очень несчастной, а кроме того, она очень устала. Ведь ничто так не утомляет, как душевные тревоги.
Доктор Стэнхоуп вежливо, хотя и не слишком настойчиво пригласил ее к ним пить чай, но она отказалась таким тоном, что достойный пребендарий не счел нужным повторять свое приглашение. Сам он не принимал деятельного участия в интриге, которая должна была передать состояние покойного мистера Болда его неунывающему сыну, но знал, что происходит. И когда Берти отказался вернуться с ними в карете, он понял, что все кончено.
Элинор очень боялась, что Шарлотта выбежит к ней, когда пребендарий будет выходить из кареты, но благодаря предусмотрительности Берти она была избавлена от этой опасности: кучер сначала поехал к ее дому. Доктор Стэнхоуп заметил и это, но ничего не сказал.
Поднявшись в гостиную, Элинор увидела там Мери, которая держала на коленях Джонни. Она кинулась к сыну и принялась целовать его так бурно, что напугала малыша.
— Ах, Мери! Я очень рада, что ты не поехала! Там было ужасно!
Надо сказать, что они много спорили о том, ехать ли Мери. Приглашение Элинор получила, когда гостила у Грантли, мисс же Торн видела ее только в Пламстеде или в былые годы в доме смотрителя, а потому вовсе забыла про Мери Болд. Элинор упрашивала золовку поехать с ней, хотела написать мисс Торн или объясниться с ней лично, но мисс Болд отвергла все эти планы. Дело в том, что в свое время мистер Болд не пользовался расположением таких людей, как Торны, и его сестра не хотела являться к ним неприглашенной.
— Значит, мне не о чем жалеть! — весело ответила Мери.
— Совершенно не о чем! Но, Мери, Мери... я так... так...— Элинор вновь принялась целовать сына, которого ее ласки совсем разбудили, и Мери заметила, что по ее щекам текут слезы.
— Боже великий, Элинор! Что случилось? Что с тобой? Элинор... милая Элинор, что с тобой? — И Мери встала, все еще держа мальчика.
— Дай его мне, дай его мне, Мери! — сказала молодая мать и почти вырвала ребенка из рук золовки. Бедный малыш захныкал, но потом прильнул к материнской груди.
— Мери, сними с меня, пожалуйста, накидку. Мой милый, милый, самый милый и родной. Ты меня не обманываешь. А все другие обманывают, все другие жестоки. Мама никого, никого, никого не будет любить, кроме ее собственного, родного, дорогого мальчика! — И она без конца целовала малютку и плакала так, что ее слезы капали ему на лицо.
— Кто был с тобой жесток, Элинор? Не я же? — спросила Мери.
Ответить на это Элинор было не так-то просто. Обвинить свою любящую золовку в жестокости она, конечно, не могла, но куда горше было другое: ей предстояло признаться, что Мери была права, предостерегая ее от опрометчивости. Мисс Болд не одобряла знакомства Элинор с мистером Слоупом и, насколько позволял ее мягкий характер, прямо порицала ее знакомство со Стэнхоупами. Однако Элинор только смеялась, когда Мери говорила, что замужним женщинам не следует разъезжаться с мужьями, и намекала, что Шарлотта Стэнхоуп не ходит в церковь. И вот теперь Элинор предстояло либо скрыть все происшедшее, что было невозможно, либо признать свою неправоту, что было почти так же невозможно. И она отсрочила тяжкую минуту, снова разразившись слезами, и начала искать утешения в ответных поцелуях маленького Джонни.