Там, за гладью шелкового полога, — только ветер, да шепот травы, да негромкие переговоры ночных стражей. Напрасно пытается слух уловить совсем иные звуки — мерную поступь собственной гибели слышат сердцем, а не ушами.
— Они все еще пляшут?..
— Все еще пляшут, мой царь. Я скакал день и ночь, чтобы рассказать тебе о том, что увидел на равнине Халал. Все слухи, дошедшие до нас, верны. Там так много детей шанхской земли, и участь их воистину ужасна…
— Достаточно. Ты сказал, я услышал…
Ты сказал, Инд ибн Сид, царь Идзумары, мой победитель. Устами гонца, шепотом ночной степи, голосом моей кровоточащей земли — ты сказал, а я услышал.
Но как должен я поступить теперь?! Что делать царю, чье царство на грани уничтожения, а действие и бездействие равно губительны? Что делать отцу, чьих детей ждет смерть — сегодня или завтра, в сражении или в позорном плену?..
Рок, черный, как сердце худшего из Демонов, обрушился на Шанхское царство. Инд ибн Сид, великий воин и правитель, вторгся в его пределы, неся Смерть на своих плечах. И как же был самонадеян ты, повелитель шанхов, решив встретить врага у границ, не дать ему разорить земли от Зеленой реки до столицы. У рубежных вод сошлись армии двух царств, и Рок в первый раз посмеялся над Эльшадом аль-Ахсаром и его людьми — разбитые, вынуждены были шанхи покинуть поле боя и спешно отступать к укреплениям столицы. Но и скрыться за надежными стенами им было не суждено — на третий день отступления войско настигла весть о Пляске, что Идзумарец устроил на равнине Халал.
Ярость охватила воинов шанхской земли, узнавших, какому непереносимому унижению оказались подвергнуты дети из разоренных поселений. Но многие ли из них поняли, что за этим варварским пиром победителей стоят страшные ритуалы заклинания Судьбы — подношения силам столь же древним, сколь и темным? Если чудовищный замысел Идзумарца удастся — на землю, народ и царя Шанхи падет проклятие, избыть которое не смогут еще многие поколения.
А будут ли они, эти поколения? Кого пощадит Идзумарец, кто сможет продолжить род неудачливого царя шанхского? Старшие сыновья ныне присоединились к войску, и ничто не заставит гордых царевичей покинуть его перед боем; а дочери и младший из мальчишек, отданный по традиции на воспитание сказителю, укрыты за стенами Шанхи, что неминуемо падет без достойной защиты.
Лучше броситься на собственный меч, чем увидеть руины на месте своего города. Но такая смерть недостойна воина. Пока есть возможность сражаться — должно воину сражаться, не опуская клинка.
Ткань шатра сминается под пальцами — и бьет в лицо свежий ветер степи.
— Собирайте отряды, сардары.
Свирепая радость разом вспыхивает в глазах воинов, обращенных к царю. Они знают, что он скажет, — ведь шанхи всегда предпочитали смерть в бою бесчестью.
— Мы возвращаемся.
Равнина. За два дня до конца
Закатное небо горело над равниной Халал, как опал в золотых бликах солнца. Но вот словно бы огромная птица взмахнула крылом — светило покинуло небосвод, оставив после себя только мягкий голубоватый полусвет.
Над степью, как яркие флаги, один за другим вспыхивали костры.
Пора…
Керан без жалости бросил в траву сумку со своими вещами; чуть подумав, развязал узорчатый пояс и стянул через голову рубаху. Одежда его была слишком изящной и богатой; из-за нее он мог привлечь лишнее внимание, из-за нее могли убить. На юном шанхе остались только просторные белые шаровары; полоской расшитой ткани он подвязал буйные иссиня-черные волосы. Вот так. И ничего больше не надо — вряд ли в мире мертвых с него строго спросят за неподобающее облачение.
Напрасно он опасался стражей-марьев — они ждали появления царя Эльшада с войском, одинокому же пришельцу ничего не стоило проскользнуть мимо дозоров. Он оказался в широко раскинувшемся по полю лагере марьев и смог увидеть своими глазами то, о чем шептались на всех полупустых от войны базарах царства Шанхского, — Пляску на равнине Халал.