— Она прощалась, а я и не понял… — Мир в один миг опустел, рухнул, оставив тупой вакуум, сквозь который с трудом прорывались слова Максима.
— Что? Да ты ее первый раз видел! Так! Не смей брать дурного в голову! Слышишь? Ты ее не убивал!
— Но и не спас.
— Да что ты городишь такое? Послушай меня…
— …рось! Ты слушаешь меня вообще?
— Я сыграл боль. Но не ее. Я показал ей свет. Но чужой…
— Кирюха, ты чего?!
Он отвернулся. На душе было тошно и мерзко, будто в помойную яму с головой окунулся. А от Максовых причитаний становилось еще хуже.
— Извини, я пойду прогуляюсь.
Звякнув, покатились пятьдесят копеек. Кир на них даже не глянул. Он уже три часа играл в парке Шевченко. Подбирал аккорды, не обращая ни на кого внимания. Прохожие заслушивались музыкой, бросали мелочь, а он все играл и играл…
Попробуйте-ка сыграть мелодию печальных серых глаз. Думаете, легко? Да! Нет ничего проще, когда ты видишь…
Он играл и играл. И с каждым новым аккордом оживал закат, собирались в единый пазл разорванные облака. Таяла боль в серых глазах. Сыграй он это на концерте, Настя бы осталась жива. Но… многие бы оценили, заиграй он вдруг не по расписанным нотам?