Кир молча смотрел куда-то вдаль.
— Так. — Максим решил, что он уже достаточно «немного» помолчал. — Или ты, кретин, садишься в такси, или я тебя сейчас в поросячий хвост скручу и в багажник засуну. И в таком виде доставлю на репетицию! Или нет, сначала в наркологический центр заедем, пусть проверят, какой дряни ты нанюхался!
Кир покачал головой:
— Нет. Не скрутишь. И не засунешь. Ты светлее, чем сам думаешь…
— Так! Хватит! Поехали! Диана, скажи ему… что-нибудь!
— Не засунешь ты его никуда! Таксист удрал, мерзавец, — устало проговорила Диана, вновь становясь такой знакомой Динкой. Как же они с Настей похожи!
Макс выматерился.
— Подожди. Вот, послушай… — Кирилл перехватил гитару.
— Да что я, брынканья твоего не слышал? Я…
Хрусталь.
Ударили пальцы по струнам.
Перо. Одинокое. Черное, как смоль. Купается в облаках. Черное на белом. Белое на золотом. И сквозь золотое марево проступает…
…Кирюха, дружище мой, чуть ли не единственный в мире, ты ли это? Поседел, исхудал, в каких-то обносках, поешь перед порогом больницы. Ты в обносках, и ты смеешься, а директор госпиталя не хочет отпускать тебя, потому что вот уже третий безнадежный пациент выкарабкивается за последнюю неделю. За неделю, которую ты провел у порога госпиталя. А я… Это я? Что я там делаю? Нет, невозможно, так не бывает.
…Максим, менеджер мой неутомимый, ты ли это? Постаревший, но все с той же шальной улыбкой. В белом больничном халате. Но нет, ты не болен. Ты — директор этого госпиталя. Госпиталя, открытого как для богатых, так и для бедных. Даже для совсем бедных. Нет, ты все такой же предприимчивый делец, но больше не гонишься ни за прибылью, ни за славой. А гонишься… за чем? Неужели… Нет, невозможно, так не бывает.
…Я ли это? Нет, не я! Не могу я сидеть на собственной кухне в обнимку с этой куклой Кристиной. Сидеть и рыдать в унисон. Только не с ней! Да еще и рассказывать — пока Макс не слышит — о своей, пусть прошедшей, но все еще недогоревшей любви. Только не ей! Она ведь… Она же… Эх! Она тоже потеряла того, кого любила… Пусть своеобразно, но любила. И талантливого перспективного рокера, и свихнувшегося на странных идеях чудака. Чудака, от которого вот уже несколько месяцев нет вестей. Две молодые девушки сидят в обнимку, а за спинами, словно из тумана, возникает пожилое, но такое знакомое лицо. Нет, невозможно, так не бывает.
…Сероглазая, ты ли это? Моя находка и потеря, мой сон — и прекрасный, и страшный одновременно. Ты здесь, ты пришла, ты говоришь о золотых крыльях, о хрустальных облаках, о том, к чему я всю жизнь только стремился. «Мне подарили свет. Почему именно мне?» — «Тебе не дарили. Он уже был в тебе». Ты — мой ангел, ты вернулась, а значит, мне пора уходить. Ноги в мозолях, рубаха истерта, но этот путь будет легким. Сероглазая. Ты вернулась. Невозможно. Так не бывает.
Пальцы бьют по струнам.
Звон. Далекий смех бьется о хрусталь, пытается достучаться, докричаться.
Хрусталь.
Пальцы бьют по струнам.