Перси кивнул. Он был слишком занят, чтобы слушать: любовался видом. И темными завитками волос, растрепавшимися по красному жакету.
— Так, значит, открытие тоннеля послезавтра, — задумчиво сказала Карис. — Не самое удачное время.
— Почему же? — Перси пригнулся, проезжая под раскидистой ветвью.
Вместо Карис ответил брат:
— Ночь на Самайн, или по-нашему — Калан Гаэав. Древний кельтский праздник. Время, когда нечисть обретает особую силу, духи бродят во мраке вокруг жилищ, а Тилвит Тег пользуются последними ночами свободы, прежде чем врата холмов закроются на долгую зиму. Венок, который вы видели, — и предупреждение, и попытка защититься.
«Пусть войском твоим деревья и травы лесные станут», — невольно вспомнил Перси услышанную накануне строку.
Он собрался спросить, кто же тот неизвестный защитник, но Дилан натянул поводья так резко, что Фиалка едва не врезалась в вороного.
— В чем…
Камень со свистом пролетел прямо у щеки Ллевелина и шлепнулся на дорогу под копыта коня.
— Прочь! — взвыл откуда-то сверху визгливый голос. — Прочь! Пошли-и-и!
Следующий камень ударился о ствол клена.
— Кто это?! — Перси вертел головой, пытаясь разглядеть орущего, но не видел никакого движения.
Дилан нагнулся к холке вороного и что-то шептал, успокаивая лошадь. Карис озиралась, с вызовом подняв хлыст.
— Покажись! — крикнула она. — Иди сюда!
Ответом был вой и еще один камень. Фиалка под Перси нервно фыркала и прядала ушами.
— Трус! — рассмеялась Карис. — Боишься, что я обломаю хлыст о твои плечи?!
Следующий камень был явно нацелен в голову девушке, но она увернулась.
— Про-о-очь! — бушевало эхо. — Твари-и-и! Ненавижу-у-у!
На миг Перси показалось, будто кусты орешника на склоне дрогнули.
— Вон там! — крикнул юноша. Дилан развернул вороного. Глаза лорда горели, точно у дикой кошки.