Свое влияние св. отец употреблял в целях возвышения и укрепления православия. При его, по-видимому, непосредственном участии состоялось обращение монахинь-севирианок в православие, причем богатый патриций префект Африки Григорий [1287] (у преп. Максима он всегда называется Георгием) подарил им для устроения монастыря землю и дом: [1288] об этом событии было доложено самому императору (Ираклию).
Равным образом, и среди православных преп. Максим старался возгревать дух истинной веры и таким образом подготавливать их к борьбе с новой ересью. В Александрии он составил кружок людей, [1289] которых воспитал в полной преданности православию. Эти люди, хотя и не блистали такими познаниями и не обладали таким образованием, как преп. Максим, [1290] однако были строго православны и вполне разделяли убеждения своего ученого руководителя. К этому кружку учеников преп. Максима принадлежали, например, пресвитер Иоанн, [1291] диакон Косьма, [1292] схоластик (т. е. адвокат) [1293] Юлиан и другие, не говоря о двух Анастасиях, учениках и спутниках преподобного. Все эти лица группировались около преп. Максима, оказывали ему поддержку и слушались его как своего вождя. Неудивительно поэтому, что монофелиты прозвали их впоследствии «максимианами». [1294] Это показывало, какую силу уже в то время представлял собой преп. Максим, а то обстоятельство, что имя его так тесно соединялось с партией защитников православия, показывает, что он был самым выдающимся и ревностным поборником веры за все время споров.
<Общий характер догматико-полемической деятельности преп. Максима в Александрии>
Впрочем, надо заметить, что деятельность преп. Максима, направленная к защите православия, по общему своему характеру не носила еще того ярко полемического характера, какой, например, она приняла в «африканский» период его деятельности. Объясняется это тем, что в этот период монофелитство еще не выступило так рельефно, как после, не обнаружило притязаний на всеобщее признание, а главные и самые опасные поборники его, император и столичный иерарх, скрывали еще свое участие в новом религиозном движении. Притом противодействие св. Софрония, как известно, принудило Сергия написать Киру увещание запретить проповедовать о μία ἐνέργεια. Это письмо, вероятно, принес сам св. Софроний в Александрию, [1295] и Кир, очевидно, подчинился решению столичного патриарха. По крайней мере, преп. Максим и того, и другого до 638 г. считал православными епископами, а Сергия — почти столпом православия. [1296] Поэтому за весь период пребывания в Александрии преп. Максим, оставаясь верным обещанию, данному св. Софронием Сергию, не возбуждал прямой полемики против монофелитов. В это время он, главным образом, занимался разбором севирианских заблуждений и опровержением тех принципов, которые привели эту монофизитскую секту к учению о μία ἐνέργεια. [1297]
С другой стороны, несмотря на временное затишье монофизитской пропаганды, нельзя уже было обольщать себя мыслью, что в данном отношении на Востоке все было спокойно. Теперь по рукам расходились сочинения Феодора Фаранского, которые были лучшим комментарием на седьмую согласительную «главу» Кира и ясно показывали, что под понятием «μία ἐνέργεια» защитники унии скрывали явно не православный взгляд. [1298] Как ни старались монофелиты, пользуясь многозначностью слова «ἐνέργεια», скрыть еретический характер своих убеждений, однако, по-видимому, годы продолжительного и серьезного изучения их сочинений (и главным образом — Феодора Фаранского) могли убедить преп. Максима, что в этом учении содержится более, чем в православном утверждении εἶς ἧν ὁ ἐνεργών или в том положении, что одному Христу принадлежат и Божеские, и человеческие действия. Образ еретического представления о человеческой энергии Христа как абсолютно бездеятельной, вел, по существу, к учению о Христе как о ἀνενέργητον, к отрицанию энергии, самого существенного свойства человеческой природы. А вместе с отрицанием человеческой энергии вообще он {14} вел и к отрицанию частного проявления ее, именно — воли (θέλησις), разумно-сознательной и свободной. Учение монофелитов было решительно несовместимо с представлением о нравственной свободе во Христе и, по существу, все действия Его представляло лишенными нравственного значения. Человеческая природа без самостоятельной, от природы [1299] зависящей энергии и деятельности представлялась слишком призрачной, и, во всяком случае, такое воззрение могло быть понимаемо в духе севирианского учения. На эти слабые стороны монофелитства и указывал преп. Максим в своей полемике против него. Конечно, нужно было много времени и труда, долгого, осторожного и внимательного обсуждения монофелитского учения, чтобы выступить потом против него с обвинением в отрицании человеческой энергии во Христе, как это сделал преп. Максим. Прямо учения этого нельзя было найти в монофелитской догматике: они признавали во Христе энергию как δύναμις, но. по существу, их учение приводило к воззрению на Спасителя как άννενέργητον: ибо признавать δύναμις, но отрицать возможность осуществления этого δύναμις по собственному почину — все равно, что отрицать δύναμις. [1300] Можно с определенностью полагать, что выяснению сущности монофелитского учения помогло преп. Максиму изучение Феодора Фаранского, отдельные выдержки из сочинений которого сохранились в особом сборнике, составленном для Латеранского собора, вероятно, преп. Максимом. [1301] На основании сочинений Феодора преп. Максим и составил себе определенное и вполне верное представление о ереси и с тех пор начал в своих трудах постоянно опровергать ее положения. Правда, некоторые ученые [1302] утверждают, что преп. Максим опровергает монофелитов в том, о чем они на самом деле не учили; но указанных выше соображений, кажется, достаточно, чтобы видеть неосновательность подобных обвинений. Преп. Максим, живший в самом разгаре событий, конечно, лучше и правильнее понимал то дело, которому он посвятил столько труда и энергии. Если монофелиты прибегали к софистическим уловкам и всячески затушевывали свою позицию, то это не значит, что преп. Максим сам создал те положения, которые он оспаривал. Думается, недаром он целых шесть лет провел в изучении вопроса: за это время он и не выступал так решительно. как впоследствии; это говорит за осторожность и осмотрительность его действий. И не его, конечно, вина, если дальнейшая история оправдала все его опасения, и ему пришлось решительно и бесповоротно вооружиться против новой ереси и переменить свой взгляд и на Сергия, и на Кира. Он со временем узнал, что спор, который сперва, как казалось ему, возник в Александрии, подготавливался на самом деле давно, что это было лишь частью огромного униатского плана, который должен был быть осуществлен во всей Империи, что основной тенденцией его изначала было стремление к примирению с монофизитами. Этот печальный опыт убедил его, что монофелиты, говоря о человеческой энергии во Христе, только прикрывали истинный смысл своего учения; на самом деле, они учили только об одном принципе в жизни Христа — об одной Божественной энергии. [1303] Таким образом, преп. Максим вполне убедился в опасности монофелитства для Православной Церкви.
<Переговоры монофелитов с преп. Максимом: письмо Пирра>
К этому убеждению привело его и все течение последних событий. Хотя после двусмысленных заверений Сергия наступило как бы затишье, и Кир обязался не учить о μία ἐνέργεια, [1304] однако спор только по-видимому прекратился. В действительности же монофелиты не переставали вести тайной агитации в пользу нового учения. Они даже ласкали себя мыслью привлечь на свою сторону преп. Максима. Ученый игумен Хрисопольского монастыря Пирр, друг Сергия, persona grata у императора Ираклия, [1305] обратился к св. отцу с письмом, в котором, по изложении общепризнанного православного учения о тайне Воплощения, [1306] излагал свои недоумения о μία ἐνέργεια, впрочем, не догматически, а κατ’ ἐξὲτασιν. [1307] Письмо было наполнено высокими похвалами по адресу преп. Максима: лестью хотели этого великого мужа склонить на свою сторону, [1308] вместе с этим извещали о решении патриарха Сергия по поводу александрийского спора. [1309] Однако преп. Максим не позволил себя соблазнить коварной лестью монофелитов. На вежливость он отвечал вежливостью: ответное письмо его было преисполнено похвал мудрости, благочестию, вере Пирра и Сергия, «иерея иереев, нового ходатая скрижалей и начальника священства по всей вселенной». [1310] По словам преп. Максима, мудрое решение Сергия, уничтожившее александрийскую καινοτομία, еще более связало Церкви и укрепило мир церковный. Высоко хвалил он и догматическое содержание этого письма. Однако по вопросу о μία ἐνέργεια преп. отец отказался дать определенный ответ, ибо в таких вопросах, по его мнению, поспешность неуместна и является первым порождением крайнего невежества (ἀγνοίας) [1311] и неотделимой от него богопротивной гордости. Из скромности преп. Максим ссылается на свое невежество (ἀμαθία), неспособность к созерцанию высших богословских тайн, на свою духовную незрелость. «Но, — говорит св. отец, — если даже допустим, что мы не лишены этого, то кто будет так дерзок, чтобы решиться вводить новые определения (ἑπιδιατάττεσθαι) сверх того, что определением иерархов узаконено (на Вселенских соборах) (ἰεραρχικῶς κατὰ θεῖαν ψῆψον). [1312] Посему напиши мне, что (означает у тебя слово) ἐνέργεια, в каких смыслах (ποσαχῶς) оно употребляется, чем отличается от ἐνέργημα, а так же, как различается от этих слов по смыслу ἔργον и πρᾶξις, чтобы я мог понять истинный смысл (δύναμις) написанного. Ибо я не могу понять точно, какую тут нужно разуметь μία ἐνέργεια, и как (πῶς) (можно представлять энергию Христа одной). Обычно мы произносим не одни слова, а соединяем с ними известные мысли. Поэтому я часто встречал, что отцы нередко разногласят в словах, но никогда — в мыслях, ибо наша спасительная тайна заключается не в букве, а в мыслях. Разницу в словах они допускали, заботясь о мире, а единства мысли держались для утверждения душ». [1313] В заключение преп. Максим поручает вниманию Пирра александрийских иноков, по какому-то случаю принужденных ради монастырских дел предпринять плавание в Константинополь; при этом он восхваляет его доброту и попечительность о нуждающихся в помощи. [1314]
<Общая неопределенность положения вещей после прекращения споров по поводу Александрийской унии>
Как видно из этого письма, догматические недоумения, возникшие в 633 г. по поводу Александрийской унии, не порвали еще связей между православными и сторонниками нового учения. Однако между той и другой сторонами уже существовало взаимное недоверие: Сергий, очевидно, не держался своего мудрого решения не возбуждать более вопроса об энергиях во Христе и поручил своему другу позондировать почву среди православной партии в Александрии. Уже это одно могло возбудить подозрения в его искреннем желании прекратить спор и отказаться от учения о μία ἐνέργεια. [1315] С другой стороны, православные ясно видели и сознавали еретический смысл вновь опубликованных религиозных положений и не могли оставить их без ответа, тем более что двусмысленность поведения Сергия еще более увеличивалась двусмысленностью в формулировке тех православных положений, на принятии которых он убедил св. Софрония покончить спор. [1316] Таким образом, получилось довольно неопределенное положение вещей, которое было весьма тягостно для православных, тем более что они принуждены были молчать и не могли высказывать своих убеждений.
<Стремление православных выяснить свою точку зрения на спорный вопрос: синодика св. Софрония, и его труды на защиту православия>
Однако скоро к этому представился удобный случай. Св. Софроний, прибыв в Палестину, был избран патриархом Иерусалимским на место умершего патриарха Модеста. По поводу вступления на кафедру в 634 г. [1317] он издал свою синодику в форме окружного послания, которое было принято на Иерусалимском соборе. [1318] В этом обширном послании, [1319] представляющем систематическое изложение православного учения о Боге (Св. Троице), Воплощении и творении мира, св. Софроний, на основе халкидонского учения, защищал то воззрение, что во Христе надо исповедовать «в том и другом естестве то и другое действие (ἑκατέραν ἐνέργεια) — неразделимо исходящее из того и другого естества, по причине прирожденного ему естественного и существенного качества», [1320] ибо из действий и одних только действий познается различие естеств. [1321] По учению св. Софрония, Христос «проявляет нераздельно и неслиянно то и другое действие (ἑκατέρα ἐνέργεια) сообразно со Своими естествами». [1322] Он был ταμίας для Себя виновником человеческих страданий и действий [1323] и являл их добровольно и вместе естественным образом. [1324] Синодика была адресована Сергию [1325] и Гонорию, папе Римскому (27 октября 625 г. — 12 октября 638 г.). [1326]
Так св. Софроний выступил в качестве открытого проповедника православия. Вскоре после того он потрудился собрать 600 святоотеческих свидетельств в пользу учения о двух энергиях. [1327] Однако нашествие сарацин, а может быть, и преклонный возраст, лишили его возможности продолжать так славно начатую борьбу с ересью. Последним действием его на пользу православия было послание епископа Стефана Дорского [1328] в Рим, чтобы искать поддержки православному учению. [1329] После этого о деятельности св. Софрония мы уже ничего не знаем.
<Дальнейшее развитие монофелитства: переписка Сергия с Гонорием>
Таким образом, в 636 г. один из ревностных и выдающихся по дарованиям и высокому иерархическому положению поборников православия, силой судеб оторванный от византийского государства, лишен был возможности принимать участие в возникших догматических спорах. Между тем, монофелиты продолжали прежнюю политику и заботились о распространении своего учения. Ободренный удачной унией в Сирии, император побудил Сергия, смущенного противодействием св. Софрония, искать поддержки в решении вопроса в Риме. [1330] Еще не получив синодики св. Софрония, [1331] но зная по слухам о возведении его на патриаршую кафедру, Сергий написал папе Гонорию письмо, в котором изложил события споров о μία ἐνέργεια. При этом он тщательно замалчивал свою действительную роль в истории возникновения нового учения, усердно восхваляя унию, и слагал ответственность возбуждения споров на св. Софрония. [1332] Относительно спорного вопроса он делал вид, что оба выражения (и «μία ἐνέργεια», и «δύο ἐνεργείαι») он считает одинаково неточными и соблазнительными, однако на деле отдавал предпочтение μία первой формулы, говоря, что она встречается у некоторых св. отцов, вторая же — нигде, и что сам Софроний не мог привести в пользу ее ни одного святоотеческого свидетельства. Не скрывал он также и того, что формула «μία ἐνέργεια» интересует императора. В то же время Сергий обращал внимание и на внутренний принцип духовной жизни во Христе, доказывая, что во Христе не может быть двух противоположных волений (ср.: Мф. 26:39). Таким образом, уже Сергий переносил центр тяжести спора от вопроса об энергиях к вопросу о волях (действующем принципе). Все эти софистические измышления легко могли запутать Гонория. Папа в своем ответном письме [1333] подтвердил все то, что написал ему Сергий и прямо высказался, что во Христе нет нравственной борьбы и потому должно исповедовать ἕν θέλημα. Не разобравшись достаточно в тонкостях вопроса и не заметив лукавой подтасовки в аргументации Сергия, папа мысли его, выраженные в отрицательной форме, передал в форме положительной, и, таким образом, первый высказал ту формулу, которая стала лозунгом монофелитства. [1334] Правда, в другом письме Сергию Гонорий как бы опомнился (может быть, под влиянием синодики св. Софрония), и ясно и отчетливо ставил энергии в связь с природами (τάς φύσεις... ἐνεργούσας), [1335] однако и тут он считал одинаково допустимыми выражения об одном или двух действиях, о чем писал св. Софрснию, и взял с посланных им к папе лиц обещание, что он не будет учить о δύο ἐνεργείαι, если Кир не будет учить о μία ἐνέργεια. [1336]
<Открытое выступление монофелитства: издание экфесиса; усиление монофелитской пропаганды при Сергии и Пирре>
Согласие Гонория на монофелитскую формулу имело роковое влияние на течение догматических споров: защитники монофелитства на Востоке ободрились и стали действовать решительно. В 636 г. [1337] Сергий составил проект исповедания веры — ἔκθεσις, в котором запрещались и μία, и δύο ἐνεργείαι и повелевалось исповедовать во Христе ἕν θέλημα, ибо во Христе нет двух противоположных воль, так что даже несториане признавали в Нем ταυτοβουλίαν: «разумно-одушевленная плоть Его никогда не совершала своего естественного движения раздельно и по собственному импульсу, вопреки мановению ипостасно соединенного с ней Бога Слова, но когда, как и сколько хотел Сам Бог Слово». [1338] Однако, издан был экфесис только в конце 638 г. [1339] Вероятно, до этого времени Сергий подготавливал почву для принятия экфесиса. Действительно, он достиг большого успеха. В 638 г. все высшие кафедры были заняты монофелитами: на место умершего св. Софрония Иерусалимского (637 г.) был поставлен монофелит Сергий, епископ Иоппы (Яффы), [1340] на место Афанасия Антиохийского — Македонии; [1341] в Александрии был Кир, в Риме — Гонорий. Вскоре по издании экфесиса Сергий принял все меры к тому, чтобы доставить признание новому эдикту· он составил собор в Константинополе, [1342] который одобрил экфесис, [1343] запретив учить о μία или δύο ἐνεργείαι под угрозой низложения (для епископов и клириков) и отлучения от причастия (для мирян и монахов). [1344] Этому собору монофелиты придавали особенное значение. Впоследствие они вспоминали о нем как первом осуждении «вновь появившейся ереси максимиан». [1345] Да иначе и нельзя было смотреть на этот собор, ибо на нем, несомненно, была произнесена анафема на православное диофелитство, [1346] и по его определению экфесис был прибит на стенах в нарфиксе Великой Константинопольской церкви. [1347] Сам Сергий рассылал епископам Империи грамоты о постановлениях собора и многих убедил принять экфесис. [1348] Кир, которому сообщили об экфесисе, принял его с восторгом и выражал свое торжество в письме к Сергию. [1349] Гонорий, правда, умер некстати 12 октября 638 г., но в Византии решили твердо добиться признания экфесиса от его преемника — Северина. Еще при жизни Сергия экфесис был послан экзарху Исааку (через magister militum Евстафия) [1350] для принятия соответствующих мер о подписи этого документа новоизбранным папой. Однако, по-видимому, Северин не был склонен следовать предписаниям византийского правительства. На это в Византии отвечали замедлением в его утверждении. Папским легатам, которые прибыли в Константинополь за утверждением Северина, было предложено подписать экфесис, и были приняты все меры (до угроз в отказе в утверждении включительно), чтобы убедить легатов, не считавших себя уполномоченными на такой шаг, взять с собой новый вероисповедный документ с тем, чтобы представить его на усмотрение папы. [1351]
Таким образом, монофелитство, видимо, торжествовало. Правда, Сергий вскоре после собора умер (9 декабря 638 г.), но на его место патриархом был избран Пирр, ярый монофелит и друг Сергия. [1352] Он созвал в начале 639 г. новый собор, на котором не только принял экфесис, но и решил собрать подписи под ним у всех епископов. [1353] Заботясь о распространении экфесиса, Пирр действовал энергично: он прибегал то к ласкам, то к угрозам, и действовал весьма успешно, [1354] извлекая себе выгоду из честолюбивых стремлений провинциальных епископов. [1355] Ясно видно было, что монофелиты решились принимать самые строгие и энергичные меры к распространению своего учения. [1356] Они не ограничивались теперь униональными сделками с монофизитами и частными переговорами с епископами, а приняли на соборах свое учение как православное, и думали сделать его общеобязательным для всех (православных), опираясь, с одной стороны, на силу императорского указа, а с другой — на авторитет соборных постановлений, а также на влияние распространяемых ими сочинений в пользу своего учения, [1357] как-то: посланий Гонория, Сергия, Феодора Фаранского и др.
Пользуясь поддержкой светской власти, они, вероятно, теперь думали, что никто не посмеет возразить против них и противодействовать их учению. Однако в это трудное и опасное для православия время, когда никто из среды высшей иерархии не выступил в защиту православия, ревностным борцом против монофелитства выступил преп. Максим. У него уже сложились определенные воззрения на сущность ереси, он отлично знал своих противников и теперь выступил против них во всеоружии своих обширных богословских познаний. Но уже в то время, когда преп. отец выступил со своим словом решительного обличения монофелитов, он жил не в Александрии, а в новом месте своего убежища — Африке (проконсульской), где к голосу его прислушивались и епископы, и гражданские начальники, и иноки, и вообще все православные жители. Таким образом, начался новый, плодотворный период африканской деятельности св. исповедника, который доставил ему всеобщую известность ревностного поборника православия. К изложению этого африканского периода деятельности преп. Максима мы теперь и переходим.
ГЛАВА IV.
Жизнь и деятельность преп. Максима в Африке. Борьба его с монофелитством. Диспут с Пирром
ebooksa