854
Преподобный Максим опять подчеркивает единство ведения и делания, необходимые для каждого христианина. Говоря о «познании Бога» (ἐπίγνωσιν Θεοῦ), он во многом следует тому идеалу православного гносиса, который в основных чертах был намечен уже Климентом Александрийским. Согласно этому учителю Церкви, «гносис обнимает во всей совокупности все знание — и божественное, и человеческое — и, насколько возможно для человека, приближается к точному и полному познанию истины. Гностик стремится к познанию Бога, как первой Причины, и всего, происходящего от Него, познает мир, связь явлений, совершающихся в нем, и причину, произведшую его. Это знание Божественное. Человеческое знание состоит в постижении того, что такое человек, что согласно с его природой и что противно ей; каковы добродетели и пороки, что такое добро и зло. Достигая совершенства знания и святой жизни, гностик возносится мыслью туда, где обитает Бог, и уже здесь, на земле, достигает некоего богоподобия. Самый совершенный плод гносиса есть любовь, служащая твердым и неизменным расположением к добру и приводящая к единению с Богом: „кто стремится к гносису, тот ищет совершенства любви“. Но, говоря о совершенстве знания, достигаемого гностиком, Климент ясно выражается, что наше знание в пределах земной жизни никогда не достигает совершенства, а потому оно всегда восполняется верою и утверждается на ней; только в будущей жизни мы увидим истину лицем к лицу и тогда настанет вечное созерцание и вечное успокоение». — Попов К. Вера и ее отношение к христианскому знанию, по учению Климента Александрийского // Труды Киевской Духовной Академии. 1887. № 12. — С. 611.
855
Эти выражения (ὁ πρακτικός νοῦς, ὁ θεωρητικός) соответствуют двум основным этапам духовного преуспеяния. — Схолия: «Зоровавель здесь понимается как ум, посвящающий себя [духовному] деланию, а поэтому склонный к воинственности (ὡς πολεμικώτερον); а Иисус — как ум, [целиком] отдающийся созерцанию, а поэтому, словно иерей, всегда готовый к встрече с Богом».
856
Выражения τῆς ἀρετῆς οἱ τρόποι, οἱ λόγοι τῆς γνώσεως предполагают тот процесс духовного преуспеяния, который С. Л. Епифанович характеризует следующим образом: «Параллельно вытеснению страсти идет и развитие добродетели, причем это развитие совершается в таком же порядке, в каком ведется борьба со страстью. Сперва усвояется лишь внешняя сторона ее, способ ее осуществления (τρόπος), внешний подвиг, потом же постигается и внутренний смысл ее (λόγος) и значение. В последнем случае деятельность подвижника становится осмысленной, одухотворенной; она развивается уже под руководством созерцаний, или помыслов (λόγοι, λογισμοί) о добродетелях, которые озаряют человека в такой же степени, как λόγοι γνώσεως — идеи ведения о бытии мысленном — просвещают ум на созерцательной стадии». — Епифанович С. Л. Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие. Киев, 1915. — Сс. 96–97.
857
Схолия: «Разделением (μερισμόν) души и духа он называет различие естественных добродетелей (διαφορὰν τῶν ἐκ φύσεως ἀρετῶν), смыслами (τοὺς λόγους) которых мы обладаем по природе, и добродетелей, благодать которых дарована нам [Святым] Духом. Разграничение (διαστολή) их осуществляет ясно рассуждающий разум (κρίνων ὁ λόγος)».
858
Проводя различие между душевными делами и мыслями (τινὰ τῶν ἔργων ἠ νοημάτων εἰσὶ ψυχικά) или естественными видами и движениями добродетели (ἔιδη φυσικὰ τῆς ἀρετῆς ἢ κινήματα), с одной стороны, и добродетелями духовными или присущими Богу (ὑπὲρ φύσιν, καὶ Θεὸν χαρακτηρίζοντα), с другой, преподобный Максим следует по стопам многих более ранних отцов Церкви и, в частности, по стопам святителя Григория Нисского. «Сила человеческой добродетели — говорит святитель Григорий — сама по себе недостаточна, чтобы души, не причастные благодати, возвести к (совершенному) виду <…> (ср. Пс 126:1) <…> Необходима таким образом благодать Святого Духа для того, чтобы человек мог достигнуть нравственного совершенства, — необходима благодатная свыше помощь в пособие естественным силам человека при созидании добродетели». — Тихомиров Д. Святитель Григорий Нисский как моралист. Могилев на Днепре, 1886. — С. 282.
859
Целесообразно привести всю фразу святого апостола Павла: «Ибо слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов».
860
Ср. толкование этого выражения Апостола у Евфимия Зигабена: «При постоянном взаимодействии души на тело и тела на душу слово Божие, живое и действенное, исполненное благодати Святого Духа, действует и на самый организм человека, на самое тело, производя подъем духа и давая перевес высшим проявлениям душевной жизни, возникающим под действием духа на душевную жизнь, над низшими, проистекающими от влияния греховной плоти на душу человека». — Толкование послания Св. Ап. Павла к Евреям (по Зигабену) / Составил Н. Братолюбов. Самара, 1896. — С. 48. — Схолия: «Мозг есть Божественное Слово, которое питает, словно кости, божественные помыслы в нас, а они, в свою очередь, взращивают тело добродетелей (τοὺς ὑποτρέφοντας τὸ σῶμα τῶν ἀρετῶν). Состав же есть способ [духовного] делания, в соответствии с которым помыслам присуще соединяться с божественными логосами для исполнения добродетели».
861
Блаженный Феофилакт так объясняет эти слова святого Апостола: «Здесь показывается божество Слова. Ибо Богу свойственно судить, то есть испытывать и ведать помышления». — Блаженного Феофилакта Архиепископа Болгарского Толкование на Послания св. Апостола Павла. М., 1995. — С. 593. Зигабен дает такое пространное толкование: «Здесь Апостол указывает, что Евангельское благовестие (κριτικός) производит суд над самыми первичными проявлениями душевной и духовной жизни, определяя истинно-нравственное достоинство движений мысли и желаний сердца, и колебаний воли глубоко в духе человека, до обнаружения их в жизни и действиях человека. Но в виду того, что далее под словом Божиим Апостол разумеет Ипостасное Слово, Самого Христа, можно это место понимать и в том смысле, что Сердцеведец Бог судит помышления и намерения сердечные, — испытует, исследует и вполне знает не только все дела и слова, но и самые сокровенные движения души. Поэтому не могут укрыться от Него колеблющиеся в вере, хотя бы и в самой глубине души скрывали свое сомнение и неверие». — Толкование послания Св. Ап. Павла к Евреям (по Зигабену). — С. 48.
862
Переходя от толкования 1 Езд к толкованию Евр, преподобный Максим придерживается общего святоотеческого принципа: Ветхий Завет должен пониматься в свете Нового Завета. Не совсем ясно, однако, следующее: в цитируемых местах Послания к Евреям речь идет о Господе, а в предшествующем рассуждении преподобного Максима говорится об уме человеческом, достигшем высот духовного преуспеяния, вследствие чего не совсем ясной представляется логика развития мысли Преподобного. Нам представляется, что в данном случае преподобный Максим подразумевает обретение ума Христова, то есть стяжание того состояния, когда ум человеческий весь пронизывается Божественным Светом и благодатью Святого Духа. Ср., например, у преподобного Иоанна Кассиана Римлянина, который говорит, что бесы как существа, обладающие «тонким телом», не могут соединиться с высшим началом человека — душой или духом. Это возможно одному только Богу — единственному «Нетелесному» (incorporeum) в подлинном смысле этого слова. Им «проницаются» (penetrabiles) все духовные и умные сущности (omnes spirituales atque intellectuales substantias), ибо Он — один, весь, везде и во всем (solus et totus et ubique et in omnibus sit). Поэтому Он видит и освещает мысли людей, внутренние движения их души и все сокровенные глубины ума. И далее преподобный Иоанн цитирует Евр 4:12–13. См. Jean Cassian. Conférences. T. 1 / Ed. par E. Pichery // Sources chrétiennes. № 42. Paris, 1955. — Pp. 257–258.
Схолия: «Он говорит, что помышления и намерения, Судией которых является Слово, суть отношения (σχέσεις) души к Божественным логосам и помыслам, а также причины этих отношений. Ибо помышление (ἐνθύμησις — размышление, рассуждение) приводит в движение память, которой свойственно отношение; а намерение (ἔννοια — мысль) устремляет взор свой к тому пределу, который определяет (χαρακτηρίζει) причину».
ebooksa