Последний живой

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я не знаю… Что скажешь.

— А если я скажу раздеться и встать раком, чтоб я трахнул тебя? Ты согласишься?

Бегун ответил не сразу. Задумался. А потом поднял глаза, из которых катились горькие слезы унижения, и сказал:

— Ты же убьешь меня, да? Ты не собирался меня щадить, ты, ублюдок! — заорал он. — Тварь!

Он вскочил с колен, пытаясь схватить меня, но получил лопатой по морде и упал. Выхватил откуда-то из-за пазухи нож, щелкнул им, выбрасывая лезвие, и снова попытался напасть. Еще один удар лопатой, на этот раз в полную силу и под таким углом, что щека бегуна почти отделилась от лица и теперь болталась на маленьком куске плоти.

Семьдесят третий в очередной раз упал и выронил нож. Сначала заорал, и с дырой в лице, через которую было видно зубы, это выглядело жутко и смешно одновременно. Но когда он распахнул рот в крике, щека чуть не порвалась до конца, поэтому он заткнулся и попытался прилепить мясо на место.

Хорошо, что до него дошло и он все-таки нашел в себе силы сопротивляться. Теперь будет не так противно его убить. Но просто пробить черепушку лопатой будет недостаточно. Продолжим украшать ублюдка…

Я несколько раз пнул его в живот и еще разок по яйцам, чтобы он поменьше дергался. Подобрал его нож из грязи, воткнул ему в ляжку и провернул. Это на случай, если вдруг надумает бежать.

Боясь потерять щеку, семьдесят третий орал с закрытым ртом, из-за чего звук напоминал мычание умственно отсталого теленка.

— Как же мне тебя прикончить, — размышлял я вслух, ходя вокруг бегуна и не забывая поглядывать на радар.

На краю стометрового радиуса промелькнула пара точек, но сразу же исчезла. Если в нашем районе и были охотники, к нам они не торопились.

Семь-три, мыча и плача, потянулся к ножу, торчащему из ноги. Я остановил его несильным ударом лопаты по пальцам.

— Не доставай. Пусть там торчит. Или тебе неудобно? Давай поправлю.

Я наклонился и подергал нож, не доставая из раны. Бегун выдал новую порцию мычания и зачем-то ударил кулаком мне по лицу. И так как лицо было закрыто баллистической маской, он добился только того, что разбил себе костяшки.

— Вот, значит, как, — сказал я. — Тогда моя очередь.

Я воткнул лопату в землю, уселся семьдесят третьему на грудь и принялся беспощадно избивать. Накладки на перчатках из твердого пластика обладали эффектом кастета, поэтому каждый удар добавлял заметные повреждения уже и так покалеченной морде бегуна. Когда я закончил, там живого места не осталось — подбитые, красные от лопнувших сосудов глаза, сломанный набок нос, глубокая сечка на лбу и изодранные в лохмотья губы.

Но семьдесят третий был еще в сознании, и у меня наконец-то появилась идея, как прикончить его. Одной рукой я подхватил свою лопату, другой взял бегуна за ногу и потащил за собой. Съемочный дрон с негромким гудением полетел за нами.

В этой яме слишком много воды, эта недостаточно глубокая, а вот эта вполне подойдет. Я столкнул семьдесят третьего в яму и принялся забрасывать сверху землей.

— Што… ты делаеф… — пробормотал он. Я едва разобрал слова, вытекающие изо рта вместе с густой, как варенье, кровью.

— Закапываю тебя заживо.